Читать «Революция 1917 года глазами ее руководителей» онлайн - страница 161

Во время этой речи выкрики слева, злобные и кровожадные – «без пули вам не обойтись!» – стали перемежаться с издевками лично над оратором и содержанием его речи. И на противоположном секторе речь эта не вызвала энтузиазма. Она не повысила, а, наоборот, понизила настроение. Она вызвала и раздражение против лидера, с которым в общей форме условились о содержании речи и который без предупреждения и не импровизируя, а справляясь с заготовленной записью, сказал не то. Мужество и выдержку Чернов проявил огромные, как мужественным и достойным было поведение всей фракции. Но мужества и выдержки было недостаточно.

Что не удалось отчетливо сказать в речи председателя, пришлось кропотливо и частично досказывать в последующих речах. Немало душевной энергии ушло на то, чтобы, наверстывая утерянное, пробиться сквозь большевистскую провокацию и левоэсеровский шантаж, подстерегавшие на каждом шагу. Нашей задачей по-прежнему оставалось – выйти из борьбы, не предрешив дальнейших ее путей, с постановлениями, исходящими не от партийных комитетов и профессиональных съездов, не от частных совещаний и общественных учреждений, а от Всероссийского Учредительного собрания.

То, от чего пытался уклониться председатель, поставили ребром представители партии, захватившей власть. В вызывающей по форме речи Бухарин наметил «водораздел, который сейчас делит все собрание на два непримиримых лагеря»: у нас – «воля к диктатуре трудящихся классов», к «диктаторскому завоеванию власти», которая «сейчас закладывает фундамент жизни человечества на тысячелетия»; у них же все сводится к воле защищать «паршивенькую буржуазно-парламентарную республику». «Мы с этой кафедры провозглашаем смертельную войну буржуазно-парламентарной республике!»

Ту же мысль развивали два других большевистских оратора – если не считать бессвязной речи Дыбенки. «Как это можно, – удивлялся Скворцов-Степанов, – апеллировать к такому понятию, как общенародная воля… Народ немыслим для марксиста, народ не действует в целом, народ в целом – это фикция, и эта фикция нужна господствующим классам». Другой оратор, Раскольников, оглашая заключительное заявление большевиков об их уходе из Учредительного собрания, назвал партию Керенского, Авксентьева, Чернова «вчерашним днем революции», а их самих – «врагами народа», отвергшими «в согласии с притязаниями буржуазии» предложение «признать для себя обязательной волю громадного большинства трудящихся», воплощенную в декларации Советов.

Один оратор сменял другого. Центральным было появление на трибуне И.Г. Церетели. Встреченный необычным даже для этого собрания ревом и воем: «Изменник! Палач! Предатель! Смертная казнь!» – Церетели сумел к концу речи заставить себя слушать даже большевиков. Церетели сменил Зензинов; украинец Северов-Одоевский; «живописный» крестьянин на костылях Сорокин; меньшевик Скобелев, недавний министр и будущий сменовеховец, внес предложение избрать комиссию для расследования обстоятельств расстрела «без всякого предупреждения», «прямо в толпу», которая мирно демонстрировала в честь Учредительного собрания и молитвенно пела революционные гимны; агенты власти выхватывали красные знамена, бешено рвали их на куски и швыряли в огонь уличных костров… Официально большевики зарегистрировали по Петрограду за 5 января убитых 9 и раненых 22.