Читать «Сундук с серебром» онлайн - страница 269

— Кланчар попросил? — загремел его резкий голос. — Когда дел невпроворот, ты идешь работать к другому? Может, ты и сейчас пойдешь к Кланчару, а? Иди же!

Михале был потрясен. Вырасти бы до потолка и ударить с высоты, но в присутствии Пологара, которого он привык считать хозяином, он чувствовал себя таким ничтожно маленьким, что еще больше сжался.

— Черт побери, да ты мне и лиры не заплатил! — топнул он ногой.

— О плате мы не договаривались. Работаешь ты, правда. Но ведь за стол садишься и когда на дворе дождь льет. И зимой, когда даже собаке носа из-под крыши не высунуть, тоже сядешь. А слуги мне не надо…

Михале застыл. Предчувствие, которое постоянно мучило его, которое он гнал, как надоедливого пса, приняло совершенно определенный, угрожающий вид. Он не слуга, даже не поденщик. Просто нахлебник. Ему хотелось стучать по столу, проклинать, ругаться самыми скверными словами, которые подступали к горлу. Но он повернулся и молча вышел из дома.

Оказавшись один на тропинке, пересекавшей сад, Михале стиснул кулаки, губы у него дрожали, изо рта вырывались глухие угрозы и ругань.

— Михале! Эй, Михале!

Он уже был у ограды, когда услышал зов. Пологариха! Он не остановился и не обернулся.

— Михале! Погоди, ради Бога! Какой ты, право, горячий.

Михале подождал. Он решил не сдаваться, ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Гляди-ка, вот спешит! — запыхалась Пологариха. — Будто волки за тобой гонятся. Да не слушай ты моего! Ты же его знаешь. Куда ты? Оставайся! Ну что стоишь, будто кол проглотил?

Михале не сводил с нее глаз. Она что, за дурачка его считает? Правда, иной раз ей случалось даже расщедриться. «Пологар послал, — мелькнуло в голове Михале. — Раскаялся». Ничего, Михале ему еще отомстит. Что это там Пологариха болтает о зиме, о голоде? Однако при мысли о будущем ему представились такие ужасы, что мурашки по спине побежали… О, черт побери! Злоба и обида быстро таяли, о чувстве унижения он старался забыть. И потом, ведь они оба просят его вернуться.

— Только пусть он иногда подкидывает мне на табак, — продолжал ершиться Михале. — Большего я не требую.

— Даст, даст, я ему скажу. Не беспокойся!

Михале вернулся, но в комнату не пошел. Взял топор и отправился колоть дрова.

С тех пор он ходил словно подшибленный. Пологар время от времени бросал ему подачку — лиру-другую, и теперь не приходилось курить чемерицу или буковые листья. Но довольство было показным, чтоб односельчане не смеялись. Обиды он терпел, но не прощал. Он копил их в душе, словно стремясь как можно скорее наполнить ее до краев. Время шло, и все чаще выдавались ночи, когда Михале не мог уснуть. Вперив глаза в темный потолок, он корявыми руками хватался за края кровати, точно собирался вскочить. Отец, мать, жена — их образы совершенно отчетливо вставили у него перед глазами. Впервые получилось, что земля принесла ему несчастье. Неужто он до самой смерти будет прикован к Пологару? Горько становилось от таких мыслей. Но как ни ломал голову Михале, выхода не видел.

«Потом я вас возьму к себе», — сказала дочь. Он почти позабыл об этих словах, потому что не совсем верил им. Теперь они были приятной музыкой для его сердца. В той безысходности, которая давила на него, они все чаще и все живее являлись в его сознании. После смерти матери Ангелца всего раз подала о себе весточку. В письме прислала фотографию и деньги. Расспрашивала, как он живет, но ни словечком не упомянула ни о себе, ни о замужестве. Деньги Михале пропил, а фотографию, которая вконец истрепалась у него в кармане, показывал людям. Ангелца — барышня с вьющимися волосами — на фотографии была в сто раз красивее, чем в жизни. Раньше он никогда не говорил о ней, а теперь рассказывал каждому, кто только хотел слушать.