Читать «Юдаизм. Сахарна» онлайн - страница 491

Цензор

[

←30

]

Перед Израилем, в пустыне, также «шел Бог впереди — днем облаком, ночью — в виде огненного столба». Обыкновенно комментаторами Библии это приноравляется к нуждам народа: полог от дневного зноя, и свеча — в ночи. Но здесь, в видении Иезекииля, очевидно, этих нужд нет; а след., и разделение Божие на «облако» и «столб» и в самой пустыне выражало существо Елогим (не Елоах), а не относилось к нуждам человеческим.

[

←31

]

Здесь есть хоть какой-нибудь просвет к постижению, так сказать, смятения истории: отчего она не то же, что «прямая линия», «пара рельс», миленькая «идея» Гегеля, а явная буря, бездонность, неисчерпаемость; как, в микроскопическом виде, и наша бедная жизнь, такова же: несчастная и славная, розовая и «чернее черноты». «Идут лица в разные стороны», — говорит Иезекииль, и это есть самое разумное объяснение, пусть оно и похоже на многоточие, на «завесу»...

[

←32

]

Кристалл, подымающийся с середины Престола Божия, окруженного этими же четырьями животными, является и в Апокалипсисе св. Иоанна.

[

←33

]

В Талмуде, в разных местах, упоминаются, употребляясь (на пространстве одного текста) одно вместо другого, «Слава Господня» и «Шехина». В значении филологического толкования такой замены, что в Талмуде же нередко говорится: «жена есть слава своего мужа».

[

←34

]

Здесь — оно заменяет недостающее «лицо тельца» и, след., «херувимы», по Иезекиилю, имеют «вид тельца». Поэтому-то, воздвигнув «Тельца» и «двух тельцов», Аарон и Иеровоам воздвигли лики херувимов: но «не подобает твари поклоняться как Творцу»; и отсюда, отчасти, негодование Моисея и пророков; «не поклоняйся колесу колесницы, но сидящему на колеснице — Богу».

[

←35

]

Непредставимо — это замечательно. Если мы возьмем перо и начнем набрасывать вид видения Иезекииля — мы собьемся, запутаемся и ничего не выйдет. Есть рисунок Рафаэля (в нашем Эрмитаже) «Видение Иезекииля»: но он рационален и плосок. Нужно заметить, что самый план его — иррациональный, и его нельзя построить, как и «разделить угол на три равные части» (неразрешимая проблема геометрии). При чтении, у Олесницкого, описания Моисеевой скинии, я был поражен тем, что число ее столбов с разных сторон так указано в Исходе, что ученым никак невозможно ее реставрировать: ни при какой комбинации не получается тождества построяемого со словом Божиим Моисею. Между тем простое разрешение и заключается в том, что «люди не могут построить Божия дома (кроме — кому «открыто» это, как Моисею), даже когда им и даны меры: как и разделить треугольник, хотя им громко сказано: «на три части», «треугольник» (иррационально).

[

←36

]

«Знаю существо твое»; имя — сущность.

[

←37

]

36 В греческой скульптуре замечательно уже, что Zeus представлен старцем; у нас Бог-Отец — также. Идея ветхих лет непременна в божестве; оно старее всего, ибо все после него. Но кто есть непременно предшествующий, так сказать метафизически первый в порядке текущих вещей? Непременно это — рождающий. И «ранний всех» есть, собственно, «все родивший». Отсюда идея (и факт) равнейшего божества, утра мира, связывается в уме и в самой природе вещи с родительством, отцовством. «Раньший» всего есть «отец» всего; Он — стар, дед, и Он — рождает, родил. Во всяком случае, когда мы привычно начинаем предикаты Божества: «Бог есть Дух вечный, всеблагий, всеведущий и пр., то едва ли мы не исчисляем только наисильнее нравящееся нам (в человеке), наиболее нами почитаемое (на земле); так сказать, ищем идейную статую для поклонения, а не даем результат размышления. Тут больше эстетики, чем мудрости. Мудрее было бы начать исчисление: «Бог — первый; ни только материален, ни только духовен; господин мертвого (минерального? умершего?) и владеющий живым («судьба»). Но, конечно, мы также не можем построить определения, и только накидываем схемы возможного. «Хочется полететь, а нет сил полететь».