Читать «Юдаизм. Сахарна» онлайн - страница 236

Моя же литература и даже (что-то брезжит в уме) литература вообще в своем рождении и существе есть «мой дом», в который я никогда не «приходил», но тут жил всегда и, д. б., беспамятно родился.

Я и люблю его.

И ненавижу.

И счастлив им.

И от него вся чернь души и жизни.

(12 декабря 1913 г., преодолевая послеобеденный сон) 

* * *

15 декабря

Где «мое» кончается — кончается история.

Нельзя ничего понять не «мое».

За «мое» — мифы, предположения, догадки, страхи. «Не нужно», «закрой глаза». Бука.

* * *

16  декабря 1913

Только душу мою я сторожил.

Мира я не сторожил.

(в казначействе перед решеткой) (пенсия 49р. в месяц) 

* * * 

17  декабря 1913

Конечно, тайный иудей сказался в Мер. Как легко он выговорил («Рел.-фил. собр.», Бейлис): «Россия лежит у себя самой в дому трупом». Этого не сказал все-таки ни Философов, ни Анна Павловна. Почему же он сказал. Г1. ч. Россия ему неродная. И уже давно, всегда чувствовалось, и в 1903—1904 гг., что Россия ему чужая.

В тайне души он не выносит России: от этого, как кончились «заседания», литература и проч. (в апреле), он «в вагон» и за границу.

«Вези меня, Зина, подальше от этой вони». И везет, бедного, — эту «иностранную поклажу», — чуть не в багажном вагоне за границу. Лучше бы среди своих коробочек и картонок, длинных чулок и всякой «парфюмерии». Que ce que le Мег.? Ce la chose de parfumerie... ¹⁰⁵

В то же время вот за 13 лет, что́ я его знаю, он не сказал ни одного порицания евреям. Беспорочный народ? Но у них это общий метод — не проронить слова дурного о «священном народе».

И банки, и все — не порицаемо.

И сосут нашу кровь — не порицаемо.

Однажды он мне сказал проникновенно (он редко, но иногда так говорит):

— Влад. Соловьев, умирая, молился за евреев.

Конечно, за «отмену у них черты оседлости».

Мер. сказал это как конфиденциальное сообщение. Я смутился. Это было особенное (в тоне).

И все они таковы. До России им дела нет. Втайне они ее ненавидят или во всяком случае вполне равнодушны. От этого и Флексер (Волынский) так равнодушно напал на «шестидесятников», которые нам все-таки родные; и Айхенвальд — на Белинского, по которому мы «все учились». И напали не преждевременно, а «вовремя», когда зуб получил укус и когда лев был «слишком мертв», чтобы ответить биющему. Это благоразумное и вовремя нападение — чисто еврейское. Еврей без «подготовленной почвы» не решится на крупный шаг, — ни в торговле, ни в литературе. Также и Г. «поет славянофилам», когда стало безопасно петь.

И все это — равнодушно. «Это не безрассудные русские, которые ломают себе шею».

Но в равнодушии — и слабость. Увы, «сваривает металлы» только сильное пламя. Евреи завладели русскою литературою, но они не «сварились» с нею. Они — господа, но этих господ ненавидят (втайне и презирают, даже «Кондурушкин». Я слышал разговоры: везде перед евреями страх, но ни одного о них теплого слова, даже левых).