Читать «Юдаизм. Сахарна» онлайн - страница 222
В. В. Розанов
Но Никитенко имеет право говорить. Вот
Почему гимназистам старших классов не дают читать и
За XIX век это есть один из лучших русских умов. Он был сын крепостного крестьянина. Служил в цензуре. Центр работы и жизни — николаевское время. И лицо, и «что-то на нем» (мундир? форменный фрак?) являют типично «человека николаевских времен» (бритое, сжатое лицо).
* * *
3 ноября
Дети, поднимающиеся на родителей, — погибнут.
И поколение, поднимающееся на родину, тоже погибнет.
Это не я говорю и в особенности не «я хочу» (мне жаль), а Бог говорит.
И наше поколение, конечно, погибнет самым жалким образом.
* * *
В собственных детях иногда я вижу ненавидение отечества. Да и как иначе? — вся школа сюда прет. Радуйся, литературочка. Радуйся, Гоголюшко.
Только не радуйтесь, мои дети.
~
Как правы наши государи, что не входят в наши школы. Все это погань и зло.
И как дельно, что они просто поворачивают к «училищам потешных». Давно пора. Это — дело.
Васю моего бедного учат 1-му марта (IV класс Тенишевского) в «объективном изложении». Задают: «Характеристика
«Папа, я не понимаю: как мне приготовить характеристику Петра Великого» (Вася).
— Я сказал: твой учитель дурак, и, пожалуйста, не готовь ему никакой «характеристики П. Вел.».
~
Что делать. Школа считает нас дураками, а мы считаем школу дурой набитою.
Но мы ничего не можем с ней сделать. А она делает «все, что находит нужным», с нашими детьми.
Что́ же она «находит нужным»? Преждевременное развитие, преждевременную зрелость; т.е. некоторый бесспорный онанизм.
Онанистическая школа? — Да. И ничего с ней сделать нельзя.
* * *
Я даже не помню, за 50 лет, где бы своя земля не проклиналась. Достоевский, «хоть с кой-какой надеждой», — единственное исключение. Все Гоголюшко.
* * *
3 ноября 1913
Не
* * *
Русский пересидит всякого бегуна.
— Беги, братец, беги! Поспешай!!
И смеется.
И «тихость» русская пересидит еврейскую суетливость.
* * *
7 ноября 1913
Мир, который я узнаю, слушаю, вижу, — который так люблю и восторгаюсь им, — он «мой мир». И поистине Розанов из «Розанова» никак не может выскочить, ни — разрушить «Розанова».
Это и есть мое «уединение». Т. е. такое
Мне кажется, «уединение» есть и у всякого. Но только другие все— таки выходят «из своего дома». Я не выхожу.
И не хочется...
Не манит.