Читать ««Черные лебеди» России. Что несет нам новый цикл истории» онлайн - страница 45

А никто не хотел умирать. По крайней мере, от банального болевого шока.

Я не знаю, что в данном контексте ждет нашу Россию. Хотя ничего не могу исключать. По причинам, которые я почти иносказательно пытался изложить выше.

Конечно, современная, она же гибридная война — это не то же, что было в XX веке. Она способна обойтись без всеобщей мобилизации — регулярными войсками, наемниками, частными военными компаниями (ЧВК).

Но любой войны лучше избежать. Особенно имея в виду, что военный формат жизнетворчества народа порождает поколения, которые с детства впитывают ту самую роковую психологию, и транслируют сопутствующую агрессию всем окружающим.

Я не хочу, чтобы была война. Я вырос при великом миротворце Л.И. Брежневе. И при известной частушке «с неба звездочка упала прямо милому в штаны, хоть бы все там разорвало, лишь бы не было войны».

«Истерзанный безумством Мельпомены, я в этой жизни жажду только мира».

2016 г.

Аннексия рая

У человека есть свое бессознательное представление о рае, даже если на сознательном уровне он это дело отрицает. Рай, как и положено, при жизни показывается нам во время быстрого сна — когда вроде спишь, но мозг твой активен, а закрытые глаза быстро вращаются.

Скажем, если вам снится, что покойная бабушка, которая была так добра к вам в детстве, приглашает вас на обед с участием всех любимых родственников, умерших и живых, где кормят исключительно коньяком с черной икрой, а в разгар обеда приносят телеграмму, согласно которой ваш начальник сломал шейку бедра, — знайте, так и выглядит рай. Другого вам не надо и не дано.

Бессознательный рай существует и для целых народов. Например, нашего — русского.

Чтобы понять логику этого рая, назовем сначала три проклятия, которые исторически довлеют над Россией.

Это территория, климат, труд.

Территория наша огромна, малоплодородна и с самого начала плохо приспособлена для человеческой жизни. Такое пространство трудно осваивать из-за непропорционально гигантских расстояний и вечной мерзлоты. Но и не осваивать его как бы нельзя: иначе невозможно понять, ни зачем нам нужна такая территория, ни зачем мы, которых не так уж и много, ей сдались. Качество освоения пространства глубоко вторично по сравнению с базовым инстинктом — ощущением контроля над ним. Контроль же у нас, в свою очередь: а) воображаемый; б) символический. Повесили на краю труднообитаемой тундры государственный флаг — значит, русский человек был и остается здесь. Даже если флаг завтра исчезнет по вине ветра или медведя — мы этого в актуальном времени не увидим, а в нашем воображении символ контроля останется на правильном месте. Только контроль как самодовлеющая ценность позволяет русскому уму хоть как-то, пусть и вяло, снять со стола вопрос о невозможности эффективного управления этой космической территорией.

Для воплощения контроля необходимо специфическое государство — действующее, грубо говоря, по per-ламенту оккупационного режима. Потому что при неоккупационном режиме это пространство преступно расслабится и без истерики распадется. Отсюда наш вечный сознательно-бессознательный запрос на «вертикаль власти»— страшного гибридного всадника, топчущего титановыми копытами всё на своих путях. Для власти же пространственный контроль— универсальное оправдание любым действиям, планам и помыслам: что бы мы ни натворили, главное — удержали, укрепили контроль над территорией. А если уж расширили наше земное место — тогда вообще прощается всё.