Читать «Вена в русской мемуаристике. Сборник материалов» онлайн - страница 96

Екатерина Владимировна Суровцева

Свою близость к военным кругам Иберсбергер обнаружил в одну из первых бесед со мной, когда речь зашла о полковнике австрийского генерального штаба Редле. В 1912 г. много шуму наделало его самоубийство, и впечатление о нем в Вене было еще очень живо. По мнению Иберсбергера, Австрия, после измены Редля, могла очень легко пасть жертвой России. Если бы Россия, рассуждал он, воспользовалась моментом и не дала бы времени австрийскому штабу совершенно изменить расквартировку корпусов – услать славянские, как самые неблагонадежные, из Галиции и заменить их тирольскими, то Австрии тогда бы не сдобровать. И тут же для иллюстрации своих слов Иберсбергер изобразил схему расположения австрийских войск до и после измены Редля, выказав при этом на редкость детальное знание дислокации, что, только подтверждая слова о нем д-ра Соколовского, говорило об известной роли, которую играл профессор в штабе.

Когда я попытался медлительность России объяснить полным отсутствием у нее агрессивных стремлений по отношении к Австрии, Иберсбергер иронически предложил мне предоставить судить об этом их военному министерству. Там, говорил профессор, хорошо осведомлены о том, что теперь делается в России: у власти находится большинство националистов (в их числе он считал также премьер-министра Коковцова, который, по его словам, продолжал политику своего предшественника – Столыпина). Движимые панславистскими идеями, они стали на путь открытого разрыва с Австрией. Любопытно отметить, что назначение Горемыкина на пост председателя совета министров являлось в глазах Иберсбергера большим поворотом в сторону улучшения русско-австрийских отношений. Вот какое предположение высказывал он, приветствуя перемену главы совета министров, в передовой статье, специально написанной им для «Neue Freie Presse»: «В области внешней политики Горемыкин внесет некоторое успокоение, так как окажется менее податливым влиянию националистов, жаждущих конфликта с Австрией».

Скоро, однако, выяснилось, насколько недолговечным было это успокоение. Месяц спустя после помещения своей статьи, т.-е. в первых числах февраля 1914 года, Иберсбергер советовал мне, как военнообязанному, поспешить с отъездом в Россию. «На днях», сказал он, «меня посетил один видный дипломат – имя его хорошо известно всей читающей публике. Он не сомневается, что война неизбежна в самом близком будущем».

Вообще я должен сказать, что в эту зиму в Вене буквально все, начиная с солидных газет и кончая юнцами-школьниками, были заняты предстоящей войной с Россией, отнюдь не сомневаясь в том, что начнется она в самом недалеком будущем. Печать и общество усиленно цитировали предостережение берлинской «Vossische Zeitung», советующей «не доверять обещаниям русских дипломатов, ибо всем ясно, что Россия своим шпионажем подготовляет аннексию Угорской Руси и Галиции». И, действительно, не проходит дня, чтобы газеты, в подтверждение всех русских поползновений на Галицию, не сообщали о каком-нибудь новом сенсационном процессе о шпионаже в пользу России. По составу преступления они в общем мало отличались один от другого: шпионаж в пользу России вменялся в вину братьям Седомиру и Александру Яндричам, Кеппу (из Загреба), группе русских подданных; стремление к сепаратизму – львовским депутатам: писателю Бендасюку, священника Сандовичу и Гудиме; братьям Геровским из Черновиц и, наконец, обвиняемым угро-руссам в Мармарош-Сигетском процессе. Указывалось газетами также, что Poccия, помимо своей пропаганды мирным путем, не гнушается и террористическими актами – так прокурор, который вел следствие по делу покушения на епископа Миклоци в Дебречине, высказал предположение, что адская машина была русского происхождения и являлась местью за суровый приговор, вынесенный Мармарош-Сигетским судом. В свое время было отмечено не только русской, но также и частью немецкой печати, тот факт, что о ходе процесса братьев Яндричей были впервые опубликованы подробные судебные отчеты. «Neues Wiener Journal», газета, которую вряд ли можно было обвинить в русофильстве, напоминала об установившейся в этике международных отношении традиции не разглашать щекотливых подробностей о ходе следствия и процесса, связанного с именем соседней державы. А в деле Яндричей, не говоря уже о том, что традиция эта не соблюдалась, но и искусственно были подобраны факты с целью оказать известное влияние на и без того напуганное и возмущенное Россией общество – так в печати без всякого стеснения назывались фигурировавшие в процессе имена бывшего русского военного агента в Вене Занкевича и его жены.