Читать «Вена в русской мемуаристике. Сборник материалов» онлайн - страница 64

Более приятное впечатление производила на меня её сестра, княгиня Леопольдина Лобкович, не блиставшая, подобно княгине Лори, ни красотой, ни богатой домашней обстановкой, но привлекавшая общее расположение своею нечванною, всегда ровною любезностью.

Вечера, балы и обеды у графа Буля и у обер-гофмейстера князя Карла Лихтенштейна имели для иностранных миссий чисто официальный характер. Любезнее и внимательнее князя Карла не было человека при дворе и в обществе; равнялся ему в этом ещё обергофмаршал граф Куфштейн, за что оба они слыли двумя самыми вежливыми грансиньорами в целой Австрии. Князь Лихтенштейн пользовался редкою популярностью во всех слоях венского населения: в Вене, полагаю, не было торговки, ни торгаша, которые бы его не знали, пред ним не приседали и не снимали шапки. Высокий, красивый, далеко за семьдесят лет переступивший князь Карл, в одном уланском мундирчике своём, какая бы ни была погода, ежедневно лёгкою походкой измерял дорогу из города в Пратер и пешком возвращался в Шенксиштрассе, на свою квартиру. В известный час до того привыкли его видеть на пути в Пратер, что в 1865 году; когда в продолжение двух дней никому не удалось встретить его на Грабене и в Егерцейле, все в городе заговорили: вот уже второй день князя Карла не видать, значить плохо ему пришлось! И действительно 7 апреля отдал он Богу свою благородную, ни в каком дурном деле неповинную душу, и я потом имел прискорбие присутствовать на погребении его.

В то время ещё одна выдающаяся личность занимала в венском обществе очень видное место: то был фельдмаршал князь Виндишгрец. Участие, которое он в революционные годы принимал в усмирении Праги и Вены, и его неудачный венгерский поход пользуются гласностью, избавляющею меня от повторения фактов, слишком хорошо известных всей читающей публике. Постараюсь очертить его личность. Наружностью князь не отличался: меньше среднего роста, неподвижным взглядом, как бы застывшими чертами бледного лица и важною поступью напоминал он поразительным образом донжуановского командора, с которым, бывало, его сравнивали, когда он, с точностью часовой стрелки, ровно в полночь, тихо появлялся на пороге какой либо гостиной. Тогда присутствующее подымались, как по сигналу, почтительно встретить человека, которого вся австрийская аристократия признавала своим настоящим избавителем от революции и самым упорным защитником древних дворянских привилегий, за что в обществе и не переставали его честить всеми мерами, не смотря на потерянное им благоволение двора. Отличительный качества его – не всегда обдуманная решимость и непреодолимое упрямство, при чувствительном недостатке дальновидности, позволяли ему действовать с пользою только под руководством чужой, более осмотрительной воли. Политическим смыслом он не был одарён, и во время своей военной диктатуры 1848 года наделал немало ошибок, нравственно повредивших Австрии в глазах германского народа, чем и было положено первое основание к будущему возвышению Пруссии. Князь Шварценберг верно понял хорошие и дурные стороны его ума и характера, воспользовался им в час опасности, когда требовалось рубить с плеча, а когда наступил желанный порядок, тотчас отнял у него всякое влияние на государственный дела. В поговорку обратившаяся гордость князя Виндишгреца, резко высказанная ответом, который он во время венского конгресса дал нашему великому князю Константину Павловичу на его саркастическое замечание: «il parait, mon prince, que vons faites le grand seigneur?» – «je n’ai pas besoin de le faire, je le suis!» – имела однако и свою недурную сторону. Ни на волос не отступая от истинно благородного правила – «noblesse oblige», первою обязанностью чистокровного дворянина Виндишгрец признавал сбережение честного имени, перешедшего к нему от предков. Деньги в глазах Виндигпгреца имели меньшую цену: всей Венt было известно, какие сильные потери он понёс на бумагах австрийского кредитного банка только потому, что отказался их продать, когда банк сталь колебаться, объявив, что, на его взгляд, дворянину неприлично вдаваться в биржевые спекуляции, которыми позволено обогащать себя одним жидам и лавочникам. К русским Виндишгрец питал непритворное расположение, вследствие чего я имел удовольствие пользоваться его ласковым вниманием и часто бывать у него по самую его кончину.