Читать «Власть и общество: избирательные реформы и их восприятие в Великобритании в последней трети XIX века» онлайн - страница 28

Выступая перед публикой, Хартингтон тренировался методом, которым однажды поделился с молодым У. Черчиллем. «Вы нервничаете, Уинстон? – спросил он и, получив утвердительный ответ, сказал: «раньше я тоже, но теперь, когда бы я ни поднимался на трибуну, я всматриваюсь и говорю себе: “Я еще никогда в жизни не видел столько круглых идиотов”, – после чего чувствую себя гораздо лучше».

Как отмечали современники, при желании он мог быть прекрасным компаньоном, но при одном важном предварительном условии – при наличии хорошего стола. Однажды он приехал на партийный обед либералов после долгого парламентского заседания усталым и голодным. Он сидел, погруженный в мрачное молчание, пока подавались первые блюда – изысканные, но недостаточно существенные творения французской кухни. Только при появлении жареной говядины он с энтузиазмом воскликнул: «Ура! Наконец-то что-то съедобное!» – и после этого активно подключился к общему разговору. Спустя почти 20 лет один из гостей, писатель Уорд, вновь встретил герцога в английском посольстве в Риме. Поскольку Девоншир сначала не узнал его, он напомнил об их прежней встрече. Герцог эмоционально воскликнул: «Конечно, я помню! Нам нечего было есть!» Неадекватные для истинно британского желудка французские блюда, как отметил Уорд, «помнились ему почти двадцать лет».

Хартингтон исполнял свои многочисленные политические и общественные обязанности, постоянно утверждая, что подлинно счастливым он себя чувствует только в мире скачек. Однажды на скачках он встретил У. Смита и проговорил с ним о политике примерно в течение получаса, сказав на прощание: «Приятно было в таком месте проделать определенную работу».

* * *

Поражение на выборах заставило либералов задуматься над улучшением системы представительства, и у радикального крыла появилось больше возможностей объединить партию по биллю о правах. Их тактика заключалась в том, чтобы как можно чаще поднимать вопрос о реформе и непрерывно обсуждать его, пока не будет достигнуто полное согласие либеральной партии. Таким образом, передовые радикалы упорно добивались расширения избирательных прав и перераспределения, и их уверенность в победе росла, по мере того как кампания набирала силу внутри парламента.

Очень скоро Тревельян вступил в прямую конфронтацию с новым правительством тори. В 1874 г. он выступил с законопроектом, предлагавшим ассимилировать избирательные права для жителей сельской местности и небольших городов. Дизраэли в принципе признавал обоснованность расширения избирательных прав, но отказывался рассматривать вопрос о реформе из практических соображений.

Признавая полезность предоставления сельским жителям избирательных прав, Дизраэли категорически заявил, что «распределение политической власти – это вопрос обычая, а не абстрактного и морального права». Более того, по его мнению, нельзя часто изменять конституцию. Вопрос о реформе следует тщательно проработать, и его необходимо представить вкупе с перераспределением избирательных округов. Большинство аргументов Дизраэли фактически сводились к проблемам перераспределения, так как избирательные округа стали более крупными. В итоге Тревельян обвинил премьер-министра в запугивании палаты общин, когда Дизраэли предпринял попытку повернуть доводы реформаторов против них самих: «Реальные интересы трудящихся сводятся к социальному регулированию. Сейчас наиболее благоприятные возможности для рассмотрения социальных потребностей основной массы народа. И я считаю совершенно неразумным стремится к переменам и таким образом привязать парламент к вопросу реформы на непомерно длительный период». Таким образом, Дизраэли не бросил прямой вызов самому принципу расширения электората.