Читать «Возвращение в Михайловское» онлайн - страница 92

Борис Александрович Голлер

…Впрочем, ее Адам как-то сказал ей: – Учтите! Не все дамы, на которых простирается внимание вашего супруга – в самом деле являются любовницами его. Боюсь, таких меньшинство. Он довольствуется игрой. Ласки, не боле. Он конфузлив в этом смысле!.. – Чарторижский знал его лучше. Они ж были друзьями! Она помнит, как вошла в кабинет к мужу – и на его столе сидела его родная сестра. Екатерина, почти нагая. Ну, в легкой ночной рубашечке, задранной почти к животу. И Александр зацеловывал ей ноги. Катишь тогда было лет шестнадцать, не больше? Она смеялась от ласки – как от щекотки – колокольчиком. И в глазах ее было счастье. (Элиза всегда помнила – это счастье в глазах. Мне он никогда не целовал ног! Неужто мои были хуже?)

– Что это? – спросила тогда Элиза в полной растерянности… (Хотя… какое она имела право спрашивать? Неверная жена!)

– Ничего, – ответил он – не то смущенно, не то беспечно. – У Бизям Бизя мовны дурное настроение! Правда, Бизямовна? Я хотел поцеловать носунечку. Она сопротивляется! – а целовал не нос, а ноги.

Эта русская манера сохранять детские прозвища, когда ребенок давно вырос! Некогда маленькая девочка назвала себя так и все смеялись. Бизям Бизямовна – и с несусветными ляжками! Какой это был год? Она точно помнит – что перед Аустерлицем. Может, пред самым его отъездом к армии?..

…Королева Луиза – первая красавица Европы… к кому не остался равнодушен сам Бонапарт – то есть, сделал вид, что остался (равнодушен) – но не остался. (Жозефина после, в Париже – допрашивала Александра – не было ль у ее мужа в Тильзите – романа с Луизой?). Нет! Луиза была добродетельна и чиста. Но Александра она домогалась всеми силами. Он мог часами сидеть у ее ног и ласкать их под платьем. Она умирала, шептала неразборчивые слова…

Луиза говорила про мужа: – Не сказать, что он ничего не может! Может! Но – как чиновник, понимаете? Представляете меня… женой чиновника? Еще немецкого? Я только должна рожать ему детей! Наследников. А что наследовать им? Слабое королевство – полуразоренное? Бывшую армию Фридриха – что терпит одни поражения? А в постели он старателен. Такой крепкий одноразовик! – сказано было по-французски и выходило не так грубо.

Но когда она спросила: – Я увижу государя сегодня ночью?.. Александр ответил твердо: – Нет. Нет!

– Но почему, почему?..

– Здесь граница, – сказал он, улыбаясь с нежностью, чтоб смягчить удар.

– Предел отношений – государей и царств! – и на ночь запер дверь на ключ, и еще проверил – убедиться, что запер. Он дважды выдержал этот искус. В Петер бурге и в Потсдаме. И был горд собой…

…Когда они спустились в склеп, ночью, все трое (с ее мужем) – и руки их троих скрестились в торжественной клятве над гробом Фридриха Великого: почти масонский ритуал, священный союз, конечно, против Бонапарта, – Александр боялся рассмеяться. Ему все вспоминалось – «крепкий одноразовик»!

И прусская армия его разочаровала: На смотру он откровенно скучал и хотел, чтобы все скорей кончилось. Пруссаки были не лучше баварцев – честное слово, а те уж вовсе – не солдаты! И за что его отец так любил пруссаков? (Бедный отец!). Александр презирал Фридриха-Вильгельма – за то, что тот мог отпустить Луизу – одну, без себя – на переговоры с Бонапартом, в его шатер… В надежде, что ее красота поможет добиться уступок Пруссии. Он сам был неважный муж Элизе, и она – неверная жена… но он бы ее – не отпустил! Даже если б самому грозила потеря трона!