Читать «Возвращение в Михайловское» онлайн - страница 72

Борис Александрович Голлер

– Что там написано? – спросила она, сознав, что он смотрит на свой перстень.

– Не знаю, – сказал он. – На древнееврейском. Это караимский перстень!

И вдруг он уловил в ее взгляде что-то веселое и злое… Непрожитую жизнь – вот что! Это им, молодежи, казалось – что у нее все позади. Она думала иначе.

– Ну вот… все готово! – сказала Евпраксия, внося жженку в большом круглом тазике.

– Прекрасно! – сказал Александр, – прекрасно, – и подставил стакан. Жженка была совсем не так плоха. Он просто ворчал. Досадовал. За то, что здесь были все, без кого он, в сущности, мог обойтись. Все, кроме…

Руки Евпраксии мелькали, разливая жженку. Руки были пухлыми, как у матери. Они были прелестны. Может, вправду, Евпраксия? Вторая любовь? Ну, он подождет. Но бывает, что и первая… «Кто ей внушал – и эту нежность, – И слов любезную небрежность?» Прильнуть к одной из этих детских – и уже взрослых рук, – и все забыть. Остаться навсегда. В доме, где его любят, где он мог быть счастлив. Перья страуса на шляпке?.. И перья забыть. Зачем Раевский поехал с нею в Белую церковь? Его пригласил муж. Раевский, как-никак, кузен. У Алексиса роман с кузиной Сашенькой. Вполне откровенный. Они сейчас все в Белой церкви. Слава богу! Будет хоть кто-то, кому напоминать ей его. (Раевский, его друг.) Они смогут говорить о нем. Девочка с тазиком жженки в пухлых руках отходит куда-то. Она уходит в тень. Она далеко. Все далеко. «Кто ей внушал – и эту нежность…»

– Александр! Опять огрызки яблок в цветах! – это, конечно, Ан-нет. – Где вас воспитывали?

– В Лицее! – смеется он. В Лицее!.. Там, во дворце государя – эти огрызки во всех цветочных горшках! – Он с детства не выносил строгой любви.

Слишком долго объяснять. Что его дом никогда не был домом в привычном смысле, что об этом даже сочиняли стихи – его насмешники-друзья. Что там, в отличие от прочих домов – всегда сбивались с ног, ища чего-то неведомого – того, что отродясь не было. Ни в вещах, ни в чувствах?..

Он взглянул на Аннет. Она раскраснелась – от жженки, верно? И была необыкновенно хороша, не хуже Нетти. Но во взгляде – вдруг что-то жалкое. Точно застеснялась себя, замечания, сделанного ему. Бедная Аннет! Она ж хотела просто обратить на себя его внимание! И сама страдала, кажется, от собственной правильности.

Как объяснить – почему его в женщине равно влекут – и чистота, и пороч ность?..

Когда он воротился домой – отец хмуро буркнул: – Тебе письмо! По-моему, с Украйны! – он сказал это почему-то недоброжелательно; держа письмо в руках и вовсе без охоты его отдавая. А потом еще побродил возле, сопя, мыча под нос – и все мешая сыну пройти в комнаты с письмом. Ему явно хотелось узнать – что там?