Читать «Легенды горы Кармель» онлайн - страница 98

Яэль выслушивала все это с растущим неодобрением. В те годы, когда не мечтать о подвигах на фронте значило отказаться от женского внимания и надежды на сексуальную взаимность, она заняла позицию непримиримо равнодушную. Тем временем кольцо блокады вокруг Израиля все больше сжималось, а арабские лидеры снова заговорили о близости его окончательного уничтожения. Яэль же время от времени рассматривала немногие оставшиеся вещи и книги своего несчастного дяди Франца – и на этом основании категорически отказалась призываться в армию. На призывном пункте она объяснила психиатру, что, будучи реинкарнацией души своего дяди, погибшего во время Войны за независимость, она мечтает отомстить арабским врагам, его убившим, и была немедленно освобождена от дальнейших проверок. На самом деле она несколько перестаралась, и дело чуть было не закончилось госпитализацией, но потом все обошлось. Игалю же она сказала, что не готова идти в армию, бросающую лагерных доходяг на пулеметы ради того, чтобы прикрыть изгнание из своих же собственных домов других, столь же несчастных людей, которых построили колонной в пятьдесят тысяч человек и погнали куда-то на юг. «А от ваших бравурных военных маршей, – добавила Яэль, – у меня начинается изжога и рвотный рефлекс, так же как и от звуков вашего радио». Игаль молча выслушал все, что она говорила; и это был единственный раз, когда они поссорились. Но поссорились они надолго.

Яэль закончила школу; все ее подруги ушли в армию, неделя проходила за неделей, а она так и осталась с книгой у раскрытого окна. В ответ на вопросы знакомых она отвечала, что является пацифисткой; ее больше ни о чем не спрашивали, но больше и не заговаривали. Эрих – который к тому времени не говорил уже несколько лет – тоже ни о чем ее не спрашивал, но когда прошло уже почти полгода, а знакомые на улице перестали с ней здороваться, Эрих подошел к дочери и столь же молча ее обнял. Яэль задрожала, как бумага на ветру, заревела – сначала шепотом, потом в полный голос, – обхватила отца и сползла к самым его ногам. Так она и пролежала на полу до вечера, а Эрих сидел в своем кресле и читал. С тех пор она стала бояться зеркал. Сначала Яэль старалась избегать их взгляда по ночам – не заходить в прихожую, не поднимать глаза над раковиной в ванной. Ей казалось, что ночью она остается с зеркалами наедине, и мир, в них отраженный, слишком похож на реальный, чтобы не быть чужим, и слишком близок, чтобы не быть далеким. «В холодной воде воздуха, – записала она, – тишина стоит черными столбами, а страх неподвижен и прозрачен». Именно тогда Яэль поняла, что боится увидеть в зеркале себя и узнать, что она другая. А еще чуть позже она вдруг сообразила, что остается один на один с зеркалами именно днем, когда дома никого нет, и именно днем должна бояться не увидеть себя в зеркале и бояться признаться себе, что не знает, кто она такая. Она стала много гулять по городу, читать в скверах. Впрочем, не то чтобы она перестала пользоваться зеркалами совсем. И все же однажды, когда она посмотрела в зеркало перед выходом из дома, лицо в зеркале показалось ей бесконечно чужим. В этот день она поняла, что стала чужой своему близнецу, которого больше нет.