Читать «Старая дорога. Эссеистика, проза, драматургия, стихи» онлайн - страница 113

Роман Максович Перельштейн

Папаша тут же достает из кармана припасенную ложку, зачерпывает масло, подносит отцу Федору. Тому ничего другого не остается, как выпить. Покровский тихо спрашивает:

– Вы хоть перекипятили его?

– Перекаленное масло весь вкус теряет, – отвечает Павел Егорович и истово крестится.

Затем папаша подзывает сыновей. Они давятся, но едят пропитанные маслом ломти. Александр, Николай, Антон, Маша. За Машей Ваня с барабаном на длинной лямке. За Ваней Миша с барабанными палочками в руке.

– Не брезгуйте хлебом отца вашего. Хлеб сей орошен потом родителя вашего и очищен святою молитвою, – наставляет Павел Егорович.

Дети подходят один за другим.

– Господь наш Иисус Христос воду в вино претворял, – философствует богобоязненный и прижимистый бакалейщик. – А уж какое-то масло очистить, для Него – сущий пустяк.

Папаша придвигает к себе блюдо с салатом. Щедро льет масло в салат, зачерпывая его прямо из бочки. Солит, перчит. Пробует. Солит еще. Опять пробует. Довольно причмокивает губами.

– Пожалуйте, господа. Масло теперь чистое. Угощайтесь.

Но охотников не находится. Посетители, несолоно хлебавши, разбредаются. Остается лишь один клиент Моисейка. Он набрасывается на салат.

В гимназическом классе один-одинешенек сидит Антон. Вид у него озабоченный. Он ждет своей участи. Дверь открывается, и в класс торжественно заходят инспектор Дьяконов и учитель греческого языка Вучина.

Антон поднимается из-за парты.

– Садитесь, Чехов, – мягко и даже с какой-то душевной теплотой обращается инспектор к подопечному.

Антон опускается на скамью, и в его глазах загорается лучик надежды.

– Сейчас господин Вучина объявит результаты вашего письменного экзамена.

Вучина прилаживает на носу пенсне, раскрывает журнал, долго откашливается, превратив объявление оценки в настоящую церемонию, и с наслаждением произносит:

– Неудовлетворительно.

Антон поднимается, он не может поверить своим ушам.

– Простите, у меня «неуд»? – переспрашивает Бомба.

– А вы сами как думаете? – язвительно, но всё с той же душевной миной интересуется Дьяконов.

Антон, чтобы пересолить соль, которую Дьяконов и Вучина насыпали ему на хвост, решает валять молодцá: он вытягивается в струнку, как солдат на параде, и выпучивает глаза:

– Так точно, неуд!!!

– Что же вы, Цехов, так плохо относитесь к древнегреческому? – спрашивает Вучина.

– Древнегреческий язык давно мертв, – рапортует Антон. – Я же с детства, ваше благородие, покойников боюсь!

Учитель греческого открывает рот, но от возмущения не находит, что сказать.

– Вы оставлены на второй год, – ставит точку Дьяконов.

На небе луна. Она освещает широкую каменную лестницу, которая каскадом спускается к набережной. К светильнику газового фонаря тянутся руки. Пускается газ, но рука не зажигает фитиль. На трубку надевается кусок шланга. Газ наполняет склеенный из зеленой бумаги небольшой шар. Рука передает шар вниз, и чьи-то уже другие руки перетягивают отверстие ниткой. Эти же руки выпускают шар.

Шары запускают братья Чеховы. Николай стоит на плечах Александра и наполняет шары газом, а Антон перетягивает шары ниткой и отпускает на волю. Желтый, голубой, красный шар, общим числом за дюжину, поднимаются на воздух.