Читать «Серебряный мир» онлайн - страница 12

Евгений Владимирович Сапожинский

Гений не может быть самим собой, он марионетка. Так ли это? Есть ли надежда, что не так? Надежда есть всегда, как сказал палач осужденному. Остается, опять же, всего лишь одно — что-то делать. Потому что альтернативой может быть только неделанье ничего. Мы обречены на почти что сизифов труд. Почти или просто сизифов? Раньше очень любили поразглагольствовать о положительном влиянии искусства на человека. Да может ли такое быть? Что-то верится с трудом. Так зачем мы это делаем?

Зачем мы это делаем

Как правило, для того, чтобы возвыситься в собственных глазах. Искусство растет из комплексов.

На первых порах очень трудно с этим смириться. А в конце концов как-то миришься и перестаешь об этом думать. Просто снимаешь, и все. Как поэт, который пишет стихи, как каменщик, укладывающий кирпичи. Снимаешь, и это доставляет удовольствие, маленькое или большое. Но вот наступает депрессия, и опять:

Зачем я это делаю?

Действительно, зачем я это делаю на самом деле?

Есть ли ответ на этот вопрос?!

Я не выставляюсь, не публикуюсь. У меня нет для этого достаточного желания. Я не честолюбив. Мне просто приятно снимать. Мне нужно снимать (и печатать). Сейчас я не могу снимать — по причине неподходящей погоды — и мне плохо, у меня депрессия. Мне часто бывает плохо, когда я не могу снимать. Хорошо хоть, не всегда. Это означало бы, что я фанатик. А быть фанатиком — это очень, очень нехорошо. Фанатизм никого еще до добра не доводил.

Я валяюсь на диване и спрашиваю себя опять: зачем я это делаю? Кому это нужно? Если бы у меня была возможность, я бы сейчас снимал и не мучился этим вопросом. …Зачем?

* * *

Есть и другие объяснения происходящему. Все они, увы, шокируют тривиальностью. Вот еще одно. В психологии есть такое понятие — мортидо. Мортидо, в противоположность либидо — стремление к смерти, разрушению. Все люди в той или иной степени подвержены воздействию как либидо, так и мортидо (кроме продвинутых буддистов-нирванистов, во что поверить западному человеку трудно). Стремление переводить пленку и фотобумагу — тоже влияние мортидо. Хирургом, орудующим скальпелем, также движет мортидо, а не либидо, как это может показаться на первый взгляд. Без мортидо не было б и либидо.

Честно говоря, не знаю, нужно ли подобное самокопание. Оно представляется очень важным, просто необходимым, но никаких ощутимых плодов не приносит. Зато приходит страх. Что это — фотомания? Расшалившийся котенок разбивает горшок с цветком, и мы его хорошенько отшлепываем. И вдруг: ведь он маленький, очень маленький, а я превратился просто в какую-то рассвирепевшую скотину, я же мог его покалечить! Во мне проснулось мортидо! И этот же, с позволения сказать, двигатель, заставляет меня получать удовольствие, когда я щелкаю затвором? Не правда ли, странно, леди и джентльмены? Странно и страшно? Единственное утешение — тысячи халтурных фотографий или любых других произведений не наносят такого вреда живому, как рукоприкладство. Хотя это вопрос… Утешение малоубедительное. Сказано — не убий и т. п. А ведь бездарное произведение наносит страшный моральный вред, и вред скрытый. Была такая реклама — Джоконда с шоколадкой. И ничего, вроде живем. Нам, великим творцам, никогда не придет в голову морально испражняться таким образом на головы сограждан и самих себя. Но как узнать, действительно ли мы делаем искусство? Пусть не гениальное, но все же сто́ящее, чтоб его делать? Такое, которое не наносит самого малейшего вреда (а уж о пользе я скромно промолчу)? Не правда ли, страшно? Зачем мы это делаем?