Читать «Самый большой подонок» онлайн - страница 261

Геннадий Васильевич Ерофеев

Во-вторых, рухнула последняя надежда на помощь матушки Вомб. Сейчас она представлялась мне отгрызающей голову самца ехидной – такой же подлой, как и Лизель. Конечно, они обе, а также архивариус Электронного Архива с лицом испитого джентельмена были скорее всего лишь шестёрками – тем самым приводящим в движение колёса сложного механизма интриг перегретым паром, который, отработав своё, бесследно исчезает в лазурных небесах, под коими здесь творится чёрт знает что. Плоды осуществившегося заговора пожнёт кто-то другой, стоящий на высших ступенях властной иерархии, а эта троица вместе с легионом прочих, работавших на заговор винтиков-исполнителей, несомненно, будет уничтожена – может быть, даже раньше меня.

В этом паршивом мирке мне не на кого было опереться, я ощущал себя сосунком, непрестанно попадающим из одной потенциальной ямы в другую. Жалкие потуги что-то изменить и сделать «от себя» напоминали попытки забраться на высокое дерево с подгнившими, превратившимися в труху ветвями. Я чувствовал себя в Мире Определителя как страдающий агорафобией провинциал, впервые очутившийся в грохочущем безжалостном столичном мегаполисе – колхозник из деревни Гадюкино среди ублюдочных небоскрёбов Москва-Сити. Чётко, будто сверкающая неоновая вывеска, загорелись передо мной беспощадные холодные буквы:

Н Е Т В Ы Х О Д А

И с такой же беспощадной суровостью стукнула в мою бестолковую голову простенькая мыслишка:

Т Ы Н И К О Г Д А Н Е П О К И Д А Л

С Т Р А Д А Т Е Л Ь Н О Г О З А Л О Г А, П Р И Я Т Е Л Ь!

Теперь я был уверен, что ни секунды не принадлежал себе. Даже громя могильщиков и байпасовцев, я всего лишь выполнял чью-то злую волю, ходил по струнке под чьи-то заранее выверенные команды и дёргался, как марионетка, в нужном направлении под расписанную по чьему-то циничному приказанию мизансцену или партитуру. Наверняка каждый мой шаг и вздох был зафиксирован на всевозможных носителях информации и рассмотрен через стеклянную луковицу – увеличительное стекло. А жизнь под увеличительным стеклом – самая мерзкая, самая унизительная форма страдательного залога. Осознание этого принесло мне настоящие моральные и физические мучения.

Но совершенно доконало меня осознание того, что пришедший на смену Определителю новый властелин может оказаться ещё большим подлецом и стервятником, чем его неудачливый предшественник. Какими слезами это отольётся моей родной Вселенной, страшно даже представить. Стало вдруг до смешного ясно, что мне должно думать не о том, как вернуться домой, а о том, чтобы каждая из восемнадцати серебряных пуль из второй и последней обоймы моего неразлучного «спиттлера» не ушла в «молоко», а поразила хоть одного из нелюдей, стремящихся загнать человека в поганый детерминистский рай. А здешние строители светлого будущего были самыми настоящими упырями, вампирами и вурдалаками, ибо умирали только от серебряных пуль – зловещий, вопиющий, многозначительный символ!