Читать «Генделев: Стихи. Проза. Поэтика. Текстология (сборник)» онлайн - страница 13

Операция оказалась неудачной и осложнилась послеоперационной инфекцией. В ночь на 30 марта 2009 г. Михаил Генделев умер в больнице Бейлинсон под Петах-Тиквой. За несколько часов до смерти он сложил из карточек-букв (говорить не мог из-за трубки в горле) слова «не могу» и попросил поставить на маленьком проигрывателе диск со своими стихами.

Поэт был похоронен на кладбище Гиват-Шауль в Иерусалиме.

Стихотворения. Поэма

Стансы

Из жерла алого на черном небе дняКруги сужая в воздухе неслышноЛовец меня, охочий до меня —лакать и пить расклеванные вишни.Шипи, шипи сухая кровь, и злисьмой ум наследный, ум змеи и змея —лижи и вылижи живую эту слизьв пустой и каменной ладони Иудеи.Зачем меня оставил одного?Зачем я пережил тебя на свете?Пустынный Бог. Не влажен рот его.И грохот с уст его в долину сносит ветер.

Бекаа, Ливан

сентябрь 82

«Переводя Гвироля через тьму…»

Переводя Гвироля через тьму,за известковое держа его запястье —и нам уже– не одному —переходить течение несчастья.В тумане берег твой, нельзя назад,а впереди дымы сошли на водыи – потому —идем, мой страшный брат!Плевать, что поводырь не помнит брода.

[1983]

«Когда в жару нагишом лежим…»

Когда в жару нагишом лежимрифмуя с ножом окончание жилстиль называется ориентальбыть может это неважный стиль.Но что поделать – закрой глазана отраженье полночных светилна бедре на лбу животе и лбууже своем – что и ощутил.Встань и выпей, поскольку питьнадо в хамсин – почему и пил —и вспомни, что молнию ибн-Гвирольнедавно с летучею мышью сравнил.Я так это вижу: сухая тьматихо, мило, пейзаж и уныли: бах! Большая летучая мышьв сиянье мгновенном разлома крыл.О Боже, дозволь мне увидеть дождь.

[1983]

«Слава! Желтый твой снег…»

Слава! Желтый твой снег,Юность тоже далече.Никого и здесь нет,с коим был безупречен.Только в тьмы стороне —чем – как крыльями – нечем —спирт порхает во снеесть мою печень.Говорил – а кому?с кем на войлоке черном?Ну – так в нашем домупотолками просторно!Ну так в нашем домуи висеть одномунезазорно.Придыхая в дымувыси горней.Воя б, как выгибалстан зверюги свободной,уж бы как погибаля красно всенародно,кабы да по губамстих не мазал холодным.По губам.Жаль, нельзя перечесть,то, чего не случилось.Это чья – это месть —это чья ж эта милость?Там, где пение естьгорло и отворилось.Значит – Глория нам!Пусть и вечная память.Пусть не по именамстанут в честь горлопанить.Жаль – нельзя только намглянуть по сторонам —негде голосу падать.

Иерусалим

февр. 83 г.

Последние куплеты для Аглаи

Не станет мне опятьлюбовь и непечаль,а встанет черт зиятьу левого плеча,где родинки печать,где пляшет луч луны,чтоб сердце отличатьот четной стороны.А станет мне печаль.А к полночи тоскацитаткой про – проверещатьвозьмется у виска,прильнет и ляжет дрянь козалицо мое сосать,в том месте, где луна сиятьв глаза втекает вспять.И у меня былалюбовь, жаль, кажись,что не любовь прошла,а вовсе даже – жизнь.О, задержись в дверях!Я остаюсь средиуже не лиц, а ряхпри черте позади.Да при такой лунекуда ж ему еще,когда его ко мнекуда уж как влечет,его ко мне влечет,меня же к вам, мадам,Что не отдал ещескажите – я отдам.Впрочем представьте счет, причемпо памяти, мадам.Но понимаю сам,что мне не сниться вам.И вам не сниться мне,И нам не сниться нам.Мы никакого серебране нажили добра.Мельчает сереброзолототканно петь.Знать было, раз прошло,а что осталось ведь?Осталось ремесловыламывать комедь,Конечно вам, мадам, назлоиз духа выдуть медь.Знать было, раз прошло,и, коль на то пошло,осталось пожелать,чтоб не о чем жалеть.А если есть о чем —чего б и предпочел —есть место, ангел мой, сиятьза правым за плечом.Но видимо – луна —и – право – несветла.У нас, мадам, любовь была,а где теперь она?Она на всех парахту-ту, и сквознякив разинутых дверяхторчат как языки.Увы, склонение зимынеблагосклонно к нам,а то примерили бы мысебе пару панам,дурную даром ли водилкомпанью да на грехна свет полуночных светилпорядочных потех.В полуночи следил,ступал на козий снег!Я так давно один,что это уже век.Он был ли нехорош,иль мы нехороши,аль жид заначил грошна упокой души?Или схизматик-ляхзалез на вдовий двор,Иль прямо на пустых поляхнам пишут приговор,что черт мой, лицемер,диктует за спиной,иль я, ваш кавалер,заигрывал с луной?Но я уже писал, мадам,что жизнь – она длинна,она одна, она беднасобытьями, а дамв ней на четыре марьяжа,а черт не шулер, чай?И все равно в конце лежатдва джокера: «Прощай!»Луна! Бегу смотреть!Ущербная пока.Печаль, мадам, не смерть,И в том – моя рука.Пока, мадам, пока!Я ухожу в загул.А те, кто по бокам, —почетный караул.Прощайте. В хадже палПо несвятым местам.Черт! Где-то запропалчетвертый капитан.Прощайте, ухожу,и вам пора домой.Мне будет ровно как скажу,вам – чудно, ангел мой.

февр. – март 83 г.

Иерусалим