Читать «Мозаика малых дел» онлайн - страница 36

* * *

О моя юность! О моя ревность!

Ровно пятьдесят лет назад, год в год, я узнал, что «крепка яко смерть любы, жестока яко ад ревность: крила ея, крила огня и углие огненно пламы ея». Кристина Кюкерстэн. Живет, между прочим, недалеко от Любы – обманутая жизнью, скрипкой, мною. Ни мужа, ни детей. В Оркестре де Пари проигравшая все до последнего сантима… Как же надо ненавидеть себя, свое еврейство, чтобы в сорок шестом, в поствишистской Тулузе, назвать дочь Кристиной, уплыть с ней на корабле в Советский Союз, потом, все еще уповая на светлое будущее, переползти в родную Варшаву и в шестьдесят восьмом году быть выброшенными оттуда пинком под зад. Мы стояли на Киевском вокзале, Ханка Стржалковска, скрипачка с нашего курса, была в темных очках, чтоб скрыть слезы. Ни у меня, ни у Кристины очков не было. Мы обнялись в последний раз.

– Кристиан-Роз…

Тогда, в Москве, я ужасно ее ревновал. Потом наступил ее черед.

Я сформулировал себе в утешение: «Ревность – это зависть высшей формы бытия к низшей, Бога – к человеку, человека – к зверю. Неудивительно, что “на стадии человека” ревность носит половой характер». Когда я задавался вопросом, чем отличается женская ревность от мужской, то уходил от ответа, говоря себе: тем же, чем женский оргазм отличается от мужского, – я же говорю, уходил от ответа.

Небо еще не погасло окончательно. В его драгоценном окладе, исчезающем на глазах, икона всея Руси, к которой приходят поклониться и на ее фоне сделать селфи. Если не знать этого, то кажется, ты на представлении японского театра, где актеры позируют друг перед другом в причудливых позах.

Натянутое на Спасскую башню «изделие номер два», внутри которого регулярно извергаются куранты, надоумило меня, что мужчина ревнует к тайному оргазму с другим, а женщина к явному увлечению другой, пусть даже без взаимности. «А когда шито-крыто, то как в уборную сходил» – по словам одной дамы, годившейся мне в матери. Если мужчины соперничают сексуально, то женщины соперничают социально. Ревность Эриды куда сильней ревности Геры. Царица Олимпа хоть и устраивала сцены Зевсу, который «ни одной не пропустит», а все же была бы разочарована в нем, будь это не так.

На «Немцовом мосту», куда я, собственно, шел, столпотворение цветов. (Себе, пуристу: возможен же вальс цветов, почему тогда невозможно их столпотворение, которое тоже танец, если смотреть «остраненно»? Да и как по-иному, когда сторон две – какую считать внутренней? «Остраненный взгляд», вопреки формалистам, есть взгляд на происходящее изнутри: не знаешь ни к чему все ведет, ни чем все закончится.)

Я поражен открывшимся зрелищем. Знал, что увижу цветы на месте трагедии, но столпотворение цветов! Будто три дня беспрерывно шел снег и каждая снежинка, упав, превращалась в цветок. Весь парапет до середины моста под тридцатисантиметровым настом цветов, большей частью роз. Нечто подобное я видел в Варшаве после убийства отца Попелушко. Место живо: одни уходят, другие приходят. Стихийно возникший мемориал – недолговечный, но живой. Сколько дней уже прошло с тех пор, как Сусанночку разбудил телефонный звонок: «Мама, Немцова убили».