Читать «Дайте мне обезьяну» онлайн - страница 20

Дурная бесконечность. И все в ее голове. Это ее голова, болезная, расширялась до размеров вагона, это в ней, в голове несчастной, не знавшей две ночи сна и покоя, добросовестно и методично совокуплялись сменяющие друг друга партнеры. Зачуханные пассажиры, вдавленные в вагонные кресла, томились в ее голове и везли каждый свою головную боль, и было так сильно натоплено, что никак не продохнуть было, как было никак не понять возможность снега вовне, сквозь который падает в темноту все это совокупляющееся и созерцающее — стуча, стуча, стуча.

— Я, Софья Семеновна, может, в Америку уеду.

Ах вот оно что. Детки. Детушки.

Ты им про Сонечку Мармеладову, про светлый образ, а они, прохвосты. Такие фильмы смотрят, вот к чему тянутся, что доступно им — вот. «Ты ж, Сучков, не читал, сознайся, роман». «Читал, читал». «Расскажи тогда, что знаешь про Свидригайлова». «Он в Америку уехать хотел». Смех в классе. «Нет, он сам так сказал, что в Америку». «Ну и как же, уехал?» «Он имел в виду, что застрелится».

Свидригайлов к чему. Банька, в ней пауки. Это ж смерть ему так представлялась, вечность. Вот к чему Свидригайлов. Закопченная банька с пауками, видеосалон, вагон-видео, бесконечный ряд одних и тех же движений.

И не рай. И не ад. И не пустота. И никогда не кончится.

Смерть. Смерть. Ее образ.

Игнатенко торт уронил.

До того был тост Игнатенко.

Он сказал:

— Я желаю вам жить долго-долго и умереть в один день.

Гости закричали «горько».

Елена Глебовна виски терла. Ей сделалось не по себе. «Умереть в один день». Жутко стало — оттого, что не там она то ощутила, а здесь, не на кладбище.

То, что там, возле ямы и возле гроба, ей казалось до странности неотчетливым, посторонним, безличным, безобразным, близость там, у гроба, чего не дано ей было почувствовать, — здесь представилось вдруг по-свидригайловски зримо и просто. Та же «банька», только вагон, душный, темный, на экране фантомы, шевеление плоти бесплотной, пятна тел. Встань — уйди. Невозможность уйти. Не уйти. Это место ее. Смерти, вечности образ.

— Умереть в один день.

Опять на лица смотрела, тех, кто ехали с нею, — а видела маски. Неживые. Все неживое. Царство мертвых.

Она.

Лишь сейчас поняла, что случилось, ощутила весь ужас того. Встать хотела, но ватные ноги…

Вот и все. Вот и все.

Пассажиры щурились на свету.

Они оживали потихонечку. Оказалось, поезд никуда не шел. Он уже давно стоял, но в темноте никто не думал об этом. Елена Глебовна с трудом воспринимала, что вокруг нее происходит. Какое-то копошение, туда-сюда шатание, спотыкания о корзины и сумки в проходе, кашель, лиловое одеяло-занавес нижним краем забросили на перекладину, сидел, было видно, проводник, хозяин салона, на краю своей трехместной постели и, поглаживая колени, объяснял отсюда невидимому кому-то, что случилось. А что-то случилось.

— Пока кран, пока что… связь опять же…

По-видимому, с полотном что-то.

— Так мы это долго будем? — услышала Елена Глебовна дребезжащий голос из-за спины. — Еще мы в Латвии все или нет? Это что, Резекне?

— Куда Резекне! Остров был.

Заспорили. Одни говорили, Остров, другие — Псков.