Читать «Лермонтов и христианство» онлайн - страница 307

Творец из лучшего эфираСоздал живые струны их,Они не созданы для мира,И мир был создан не для них!..

И всё же, не только в «спрятанных» в текстах откровениях и даже не в «главных» произведениях поэта, т. е., содержащих в себе зачатки будущих – ещё более великих творений, следует искать зёрна «истин Лермонтова». Вскользь намеченные записи, черновики и письма Лермонтова также заслуживают пристального внимания. Ибо, как форма тёсаных камней строящегося храма соподчинена идее архитектора, так и каждый «скол» образов поэта несёт в себе целостную информацию о «граде» его души, а потому может быть ключом к его произведениям. Творчество гениального юноши подобно храму, в котором лишь «внутренними очами» можно различить устремлённое ввысь мощное сознание его, из которого рождались «стены», крепимые «контрфорсами» могучих идей. Ибо поэт не дорисовывает «пунктиры» невидимого и мифического, а лицезрит «силуэты» имеющегося и внутренне состоявшегося, следуя заявленной уже и ничем не могущей быть остановленной инерции сделанного!

Но не слишком ли абстрактно всё это выходит?

Ничуть. Во всяком случае, не более абстрактно, нежели имеющая место реализация никем не распознанных до сих пор потоков сознания и форм мышления.

XI

Итак, творчество «настоящего Лермонтова» может быть ощутимо лишь при внимательнейшем прослеживании всего полёта его музы, ощущения целостности всех проявлений творчества, в поисках ответов на «проклятые вопросы» времени апеллирующего к истинно Знающему. Я же, ничтоже сумняшеся, осмелюсь предположить, что несостоявшееся «будущее» Лермонтова не обусловлено одной лишь ранней гибелью его, как и «фактом» не созданных произведений. Проживи Лермонтов втрое дольше – он и тогда находился бы в плену своего, никогда не могущего быть реализованным, «будущего». Оно не может быть явлено ещё и потому, что является «частью» мира вечного и неподсудного, подчиняющего себе любой возраст и заставляющего самых великих старцев, подошедших к порогу Вечности, плакать слезами младенцев!

Лермонтову, как никому другому, глубоко присуще было ощущение вечности, свойственное русскому человеку вообще. Это свойство «внутреннего человека» с младых ногтей пронизывает его творчество. Видимо, отсюда – от сознавания личной ответственности всечеловеческого масштаба в ряде произведений «раннего» Лермонтова ощущается «тяжесть «неба»; чувствуется не только мощь, но и великая усталость, свойственная не человеческому возрасту. Эта «усталость» и была, по всей видимости, тяжеленной ношей, которую Провидение взваливало на плечи гигантов, и от «веса» которой подламывались ноги даже и у самых могучих из них. Эту особенность души посильно раскрывал в своих произведениях Ф. Достоевский, видевший её залогом «всемирной отзывчивости» русского народа. Феномен этот имеет древние истоки.

Эпическое бытие разноязыких Атлантов, связывающее Землю и Небо, красной нитью проходит в эпосах всех народов мира. Есть оно и у Лермонтова, наделённого истинно вселенским самообладанием и вневременным видением: «Но я без страха жду довременный конец / Давно пора мне мир увидеть новый»… Очевидно, «мир» истинной в своей чистоте («новой») реальности – и был источником той «старинной мечты», которую поэт остро ощутил во младенчестве и с которой не хотел расставаться до конца дней своих. В него-то и «хотел» войти Лермонтов, даже и не будучи приглашённым… В период же земного скитальчества, «царство дивное», освящённое лазурью, было смыслом и жизни, и творчества поэта.