Читать «Потомки Нэнуни» онлайн - страница 164

Но вдруг лапа ушла, он смог осторожно вздохнуть. Услышал шорох: полетела земля, трава, листья…. Раненый понял: зарывает. Значит, рвать больше не станет, вернется, когда добыча протухнет. И застыл, действительно как мертвец. Услышав удаляющиеся шаги, осторожно вытянул шею, выглянул. Огромный лоснящийся медведь уходил вразвалочку, не торопясь. Эх, сейчас бы под рукой ружье!

Все было мокро под ним от крови. Стал понимать, что может обессилеть и не встать. Кое-как поднялся, взял палку, перебрался через ручей. Добрел до зимовья. Надеялся, что старик уже там, поможет, но его в избушке не оказалось.

Порвал зубами рубаху и полотенце, кое-как обмотал раны, упал на нары и потерял сознание. Когда очнулся, уже вечерело. А старика все нет. Нашел сухую крупу, пожевал, напился воды и опять упал.

…Совсем под утро, когда слегка светало, услышал голос: «Хван-посу, Хван-посу! Вставай!» С трудом сел.

Посреди зимовья стоял старик. Но не Ким-ёнгам, а совсем незнакомый. Высокий, длинная седая борода. В руках палка. Гость тихо, но внятно произнес:

— Ты Кима-охотника не жди. Он не придет. Хочешь остаться жить — вставай и иди на восход солнца. Иди сколько сил хватит. Дойдешь — жить будешь.

Сказал и вышел — как растаял…

Светает в окошке. Попытался встать. Боль во всем теле невыносимая, тряпки присохли, все тянет, жжет…. Сцепил зубы, решил идти, как указал старец. Большое доверие к нему почувствовал.

Выбрался наружу, подобрал крепкую палку, заковылял. А на восход солнца — как раз мимо того места, где медведь калечил. Снова перебрел ручей, поравнялся с корнем. Вокруг вся трава измята, в крови. Глядь, в трех шагах и винтовка с оборванным ремнем! И, как ни тяжело, связал ремень, повесил на плечо спрингфилд. «Эх, был бы он вчера не за плечами…»

Всего сотню шагов отошел, увидел стаю сорок. Что-то долбят, копошатся в траве. Приблизился — взлетели, застрекотали, расселись по кустам. Подошел, смотрит — в кустах, скорчившись, старый Ким сидит. Дремлет. И сумочка плетеная за спиной, и топор на длинной ручке в ней, как был. Только кусты рядом помяты.

Хотел было окликнуть, нагнулся, тронул за плечо, а он окоченел… мертвый. И тут заметил сзади на шее рваную царапину, а из нее согнутый крючком обрывок белой жилы торчит. Догнал, значит, вчера деда медведь, когда тот откликнулся. Сбил с ног, хватил когтем по шее и… вырвал жизнь вместе с этой белой жилой.

Перевел дух, забросал, как мог, напарника травой и ветками, чтобы птицы совсем не склевали, двинулся дальше.

Долго, ой долго тащился навстречу солнцу! Садиться боялся — можно не встать. Отдыхал, прислонившись к дереву, закрыв глаза. Уже совсем высоко поднялось солнце, и день такой погожий, а жизнь с каждым шагом уходит, в глазах темнеет. Но где-то вроде слышится голос ночного странника: «Иди на восход, пока сил хватит: дойдешь — жить будешь…» И брел дальше. А когда показалось, что все, нет больше сил шагать, вдруг почувствовал твердое и гладкое под ступней. Глянул под ноги — он на тропе!