Читать «Потомки Нэнуни» онлайн - страница 138

На двухколесных арбах, запряженных неторопливыми волами, перевезли оленей на наш хутор Новина, построили капитальный оленник. Крытые каменные помещения — от зимней стужи и летних дождей — были обнесены высокой оградой из толстых лиственничных досок. Доски расположены горизонтально, с промежутками в несколько сантиметров. Это позволяет людям постоянно наблюдать животных и дает возможность оленям видеть людей, привыкать к ним. По верху ограды — кронштейны, увитые колючей проволокой, страховка от визитов не редких в этих краях барсов.

Через год поймали еще пару самок, потом еще. Олени быстро прижились, начали размножаться. Вскоре ограду пришлось расширить, загон поделить на большие и малые дворы: в одном — мамы с малышами, в другом молодежь; поодиночке содержались драчливые рогачи. Их не убивали, спиливали вовремя молодые рога. Желающие приобрести панты записывались на очередь с ранней весны.

Станок, в котором зажимают тело оленя, теперь широко известен на Дальнем Востоке. И все-таки сильного зверя должны держать за голову и круп четыре-пять здоровых мужчин, пока один из них быстро спиливает маленькой ножовкой полумягкие, полные крови панты. Наконец операция заканчивается. На оленя выливают ведро студеной воды, станок открывается, и, уже комолый, бык, как отпущенная пружина, дугообразным прыжком вылетает во двор. Поступающая некоторое время кровь прекрасно дезинфицирует открытый срез без каких-либо лекарств.

Но все хорошо, когда олень нормально вошел в станок. Войти туда его заставляют из маленького соседнего отделения, в которое загоняют или заманивают заблаговременно. Из этого отделения в станок ведет постепенно сужающийся коридор. Как только пантач попал в устье коридора, его подгоняют криком и подкалыванием шестом через щель. Он не может повернуться в узком коридорчике и как ужаленный вскакивает в станок.

Однако, как и все смертные, животные имеют различный характер. Даже среди доморощенных самцов попадались смирные и ласковые, злые и непокорные. А что говорить о тех, которые родились, выросли на воле и попали в клетку совсем дикими? И все же старый бык, пойманный в зрелом возрасте, довольно скоро привык и вел себя удовлетворительно. Но тот, что был пойман двухлетком-саендышем, совершенно не терпел насилия. Еще у Чхун Бона безрассудно кидался на изгородь и рассек нижнюю губу так, что она не срослась. Когда сердился, задирал голову и шипел, грозно приближаясь к забору, сквозь щели которого на него глядели люди. При этом шрам расходился шире, обнажая десну, оттуда фонтанчиком летела слюна… Кто-то окрестил его Заячьей Губой.

В первые годы жизни в неволе он наделал немало хлопот. Не шел в станок ни под каким видом, как тигр бросался на корейца Тимофея Магая, когда тот пытался его загнать, несмотря на то что именно Тимофей кормил его каждый день. Когда наступала очередь «пилить» Заячью Губу, все заранее бывали встревожены, И было почему: после очередных безуспешных попыток загнать в станок приходилось вступать с ним в открытое единоборство.

Протекало это так. Его выпускали в маленький узкий дворик; самые отчаянные взбирались на стенки, а Губа, зная, к чему это ведет, начинал метаться. Кружа вдоль ограды, шипя и брызгая слюной, он становился на задние ноги, пытаясь достать копытами каждого, кто осмеливался спуститься. Проходило пять, десять, пятнадцать минут. Он продолжал кружить, постепенно утихая, но злобно высматривая и кидаясь на того, кто опускал ногу: опасная игра на притупление бдительности. Весь фокус заключался в том, чтобы, улучив подходящий момент, неожиданно прыгнуть и мгновенно схватить его мертвой хваткой за шею.