Читать «Желтая акация» онлайн - страница 110
Владимир Николаевич Дубовка
— Такой глицерии нам надо набрать целый мешок, чтоб и в Ботяновичах попробовали. А самое главное — посеять: пускай у нас разводится. Это ж не столько даже для людей, сколько для домашних птиц будет подспорье большое.
Начали готовиться к завтрашнему походу. Расспросили дорогу. Идти, оказывается, далековато.
Тем временем один старик, живший рядом с интернатом, посоветовал им идти не дорогой, вокруг болота, а Оленьей тропой через болото.
— Оленьей тропой вам ходу всего минут пятнадцать. Правда, идти надо осторожно, гуськом, так как по бокам трясина. Там и вешки вдоль понаставлены, чтоб не ошибиться.
Ботяновцев в первую очередь заинтересовало само название:
— У вас тут олени есть?
— Близко нет, но на моей памяти еще были.
— Так это они проложили-протоптали тропку через болото? Почему она называется Оленьей?
Вот тогда дедушка, который вообще знал много разных сказок, преданий, пословиц, рассказал им целый сказ про эту тропку, а Зося взяла да и записала все в дневник. Галя набросала пять рисунков. Благодаря их находчивости, старанию мы можем полностью передать его рассказ:
Эта тропочка простая Называется «Оленьей». Не спроста она такая, В этом смысл есть, без сомненья. Если спросишь у кого ты, У людей, здесь живших даже, Скажут: «Тропка чрез болото», Больше ничего не скажут. А по правде в каждом слове Здесь запрятан смысл глубокий. Как прикинешь потолковей, Сопоставив годы, сроки, То почувствуешь такое, Что и больно сердцу станет: Время вспомнится былое, Наше горе и страданья… Семь веков, кажись, слетело, Как листва в осенней доле, С дней, когда война гремела На полесском нашем поле. Враг нежданный шел с востока, Словно туча грозовая, Враг безжалостный, жестокий Шел, сжигая, разрушая. Вел орду Каюк проклятый — Пусть и память сгинет злая! Слышно было, как у хаты Шепчет мать, сынка пугая: «Перестань ты хныкать, — скажет, — К нам Каюк ведет обозы. Он тебе сейчас покажет, Острой саблей вытрет слезы!» И младенец вмиг смолкает, Не слыхать из люльки писка, Словно он уж понимает, Что несчастье бродит близко. Ну так вот… В тот год тяжелый Хаты жег Каюк всеместно, И о том, куда пошел он, Становилось всем известно… Чтоб спастись от разоренья, Люди в город уходили И туда на сохраненье Всё везли и относили. Облегла орда и Тýров, Не щадя лесов и пашен, Звон над областью понурой Похоронно звякал с башен… Бьются туровцы с ордою Ежедневно, ежечасно, Но беда идет с бедою: Все кончаются припасы. Собрались посовещаться: — Нам подмогу кликать надо! Только кто бы мог пробраться Сквозь ордынскую осаду? — И один нашелся парень. Он шагнул вперед: — Ну что же, Я пройду между врагами, Небо Родины поможет! — И прошел-таки ордою. Возле Припяти трясины Пересек (полз ночью темной), А уж в пуще путь хоть длинный, Все же издавна знакомый. День прошел, другой сникает, Сбился он с тропы на третий. Топь кругом пошла такая, Что недолго и до смерти, Что недолго вовсе сгинуть В эту зыбь, в трясины эти, — Пропадешь здесь в миг единый, Словно не был ты на свете. И, промерзший, и голодный, Весь дрожа, едва плетется, Скоро ли с нуждой народной До соседей доберется?.. Лес и топь. Болото снова. Так и вязнешь по колени. Вдруг — повален ствол еловый, А под ним рога оленьи. Он — туда. Олень в ловушке, Елью он прижат густою. «Ну, теперь, как на пирушке, Быть мне с лакомой едою!» Парень нож занес с угрозой, Зверя в грудь пронзить готовый. А олень глядит сквозь слезы, Словно хочет молвить слово: «Стой! Не надо, человече! Я же в горе, я в неволе. Ты убьешь иль изувечишь, Я погибну в горькой доле. Помоги мне, и тебе я Вечно буду благодарен…» Сердце сжалось, холодея, И облился потом парень. Наклонился он к оленю, Гладит он рога и шею, Пал пред зверем на колони, Елку резать стал скорее… Режет ствол, что силы стало, Горячо взялся за дело, Так, что дерево дрожало И смола на нем кипела. Так по щепочке, по малой, Ствол рассек до половины, — Видно, парню жалко стало, Что погибнет зверь невинный. А часы все проходили… Но недаром он старался: Разошлись концы в пропиле, И на ноги зверь поднялся. До земли рога склоняя, Он благодарил за волю, Тяжело еще вздыхая И едва справляясь с болью. С полчаса стоял, шатался, А потом, уже не робко, По трясине в путь подался Этой самой зыбкой тропкой. Смотрит парень: что за диво? В топком илистом затоне Зверь везде идет счастливо, Как по гати, и не тонет. Он во след за тем оленем Без тревоги, без заботы, Словно в сказке, во мгновенье Сам пробрался чрез болото… Весть принес, поднял тревогу, Тотчас двинулись отряды, И с пришедшею подмогой Тýров вышел из осады. А Каюк бежал за реку… Добрым людям — вызволенье. Слава, слава человеку, Та же слава и оленю! С той поры тропинку эту Называют здесь «Оленьей» — И пошла молва по свету С поколеньем к поколенью. …………………………………… Сам в войну я партизанил Здесь с друзьями боевыми, От эсэсовцев в тумане Уходил здесь вместе с ними, Вот на этом месте самом И зашли в тупик фашисты: «Может, этим партизанам Помогает дух нечистый?» Так вся вражеская сила, Задержавшись над трясиной, В удивленье говорила, Видя след, зажатый тиной. Не понять ей, силе вражьей, Как нашли мы путь к спасенью, Почему и нынче даже Вспоминаем мы Оленя.