Читать «Седьмая жена Есенина (сборник)» онлайн - страница 5

Не правда ли – чудесно про усест сказано? Очень мило».

«Сам сочинил?» – поинтересовался Белинский.

А Тургенев не унимается: «Ты понял, – говорит, – кто под животным выведен? Мы! Мужчины! И сочинил эту прелесть… Бенедиктов».

И тут Белинский отвел душеньку. Тургенев не дама, а писатель, с ним можно не миндальничать. Сначала в пух и прах раскритиковал Бенедиктова, а потом пригрозил, что, если еще раз услышит или ему передадут, что Тургенев восхищается подобной порнографией, будут у него крупные неприятности, ни в одном журнале на порог не пустят. И Тургенев сразу на сто восемьдесят градусов. Писатели, они зачастую хвалят только тех, кого принято хвалить в обществе. И ругают также сообща.

Литераторов он обуздал и направил, а дамочка оказалась строптивой. Абсолютной победы не получилось, а значит, и покоя не было.

И решил Белинский отравить Бенедиктова. Не фигурально уже, а в самом реалистическом смысле. Достал надежный яд, быстрорастворимый в вине и в квасе, пришел на совместную поэтическую вечеринку, но подсыпать не смог, вовремя одумался. Понял, что нелюбовь его к поэту всем известна, значит, первое место в списке подозреваемых обеспечено заранее – никакие адвокаты не спасут от позора. Страх силен, а завистливая злоба еще сильнее. Если нельзя напрямик, значит, надо искать обходной путь. Если нельзя отравить, значит, надо заразить смертельной болезнью. Пошел к знакомому немцу-аптекарю и взял у него палочки Коха. Придумал вроде остроумно. Чем другим, а хитростью Сатана его не обделил. Но от замысла до воплощения дистанция весьма долгая и небезопасная. Подвела критика собственная неряшливость. Вы посмотрите на портреты Белинского – везде с немытыми волосами. Руки тоже мыл нерегулярно. Это его и погубило. Принес злополучные палочки и, не помывши рук, сел ужинать.

А наутро проснулся с температурой сорок один градус. И слег. Не успел подсыпать бациллы в бокал Бенедиктова, а перепоручить такое деликатное дело не решился. Учеников было много, отравить поэта у любого из них рука бы не дрогнула – только прикажи, братия послушная, но ненадежная (ради красного словца – не пожалеют и отца), – это Белинский по себе знал. Таким доверься, и на все грядущие века ославят. С такими надо, чтобы никаких следов. Собрал последние силы, едва не теряя сознание, дошел до туалета и спустил коварную пробирку в унитаз. Улику уничтожил и только после этого велел собрать учеников к смертному одру для последних наставлений. Первыми, как самых близких, пропустили к умирающему Писарева и Добролюбова. И началась дележка наследства. Писарев энергичней был, ему достались неограниченные права на Лескова и разрешение на частичную критику Пушкина. Добролюбов выхлопотал Случевского. Просил и Достоевского, но учитель испугался провокации, – дай поповичу разрешение, а он повернет обратной стороной и раззвонит, что Белинский его на гения науськивал. Писарев с Добролюбовым заняли место у изголовья, а за дверью толпа бушует. Очередища, как в пивную после выходных, кого только в ней нет: Страхов, Зайцев, Мережковский с Гиппиус. Наглости критикам не занимать, но проскочить без очереди особый дар нужен. Старые критики в этом слабоваты. Другое дело напостовцы. Дружные ребята – Родов, Авербах и Лелевич – локтями и кулаками из хвоста очереди с улицы к двери пробились, но запыхались, и пока вспоминали, кого бы им на растерзание попросить, шустрый Бухарин прошмыгнул между ними.