Читать «Встреча. Повести и эссе» онлайн - страница 34

«В вашей речи был огонь, гражданин Форстéр, — сказал Сен-Жюст. — Но вы были все это время далеко от Парижа, и я не знаю, известно ли вам, что и преемник Кюстина, генерал Хушар, приговорен трибуналом к смерти?»

«Да. В то время как решался исход битвы при Хондшуте, он прятался в надежном убежище».

«Но не сплетни ли это? Вы это видели?»

Сен-Жюст, хотя и отказался от подчеркнуто дистанцированного тона, который принял поначалу, все еще оставался по-деловому серьезным. Время от времени он вперял в Форстера испытующий взгляд, как теперь, чего Форстер никак не мог понять. В качестве комиссара он выполнял особое задание Конвента и — fais ton devoir — не мог упрекнуть себя ни в чем, что касалось выполнения служебного долга.

Он сказал: «У меня есть надежные свидетели — солдаты, которые до этого эпизода отдавали свои симпатии Хушару, а не Левассёру».

«А вы сами? Ведь вы — не сражались?»

«Вы знаете не хуже моего, что как иностранцу мне не разрешено носить оружие. Кроме того, задание мое состояло в том, чтобы вести переговоры с англичанами, а не стрелять по ним. К сожалению, несмотря на все мои старания, они не пожелали со мной разговаривать. Тем самым оказалось, что я провел в Аррасе несколько недель совершенно напрасно. Но, по правде говоря, у меня не возникло впечатления, чтобы штаб Северной армии проявил интерес к моей миссии или как-то способствовал ей».

«Могу ли я спросить в связи с этим, не полагаете ли также и вы, что в определенных офицерских кругах у нас существует изрядная нерадивость, если вовсе не предательство?»

«Чтобы сообщить вам об этих опасениях, я и пришел сюда».

«Лафайет, Дюмурье… Если вдуматься, то все это бывшие аристократы и роялисты, нарушившие присягу и нанесшие в конце концов Франции удар в спину. Революция должна искать своих полководцев среди народа. Вместо Хушара мы теперь поставили некоего сержанта Журдана, отличившегося недюжинной храбростью. Он немедля отблагодарил нас, побив австрийцев и освободив Мобеж. Вы правы. Нам нужны такие люди, как он и Левассёр. Ибо в ситуации, когда речь идет о жизни и смерти, непригодность генералов весит вдвойне, ведь с ними теснейшим образом связано благо или горе республики. А посему любое предательство должно караться самым суровым образом, не так ли? Раз ты генерал, то победи или умри. О заслугах же поговорим после войны».

«Я долго думал об этом. Я также не вижу иного пути».

«Стало быть, и приговор Кюстину справедлив?»

«Почему вы спрашиваете меня об этом?»

«Ну все-таки вы хорошо его знали. Рейнская республика пользовалась его военным покровительством».

Так вот оно что! Наконец-то объяснилась настороженность, которую Форстер чувствовал по отношению к себе. Стало быть, Кюстин. Но ведь он не раз схватывался с ним еще в Майнце и не подчинялся его приказам. Генерал слишком долго не разрешал провести выборы в национальный конвент и тем самым вызвал недовольство народа. Во время своих походов он прибегал к поборам, которые по видимости касались только богатых да зажиточных, но в стране с феодальными пережитками ложились бременем на трудящиеся массы. Франкфурт тогда, как и Майнц, просил защиты у мощного французского оружия. Однако ж Кюстин сумел сделать непопулярным у тамошних жителей не только свое имя, но и республиканскую конституцию тем, что запросил с города контрибуцию в полтора миллиона франков — под тем предлогом, что в городе якобы курсируют сплошь фальшивые ассигнации. И он, Форстер, поверил сначала в справедливость этих требований, пока не понял, что граф Кюстин просто хочет компенсировать потерю замков и поместий во время революции. В своем темном и сумбурном манифесте к гессенским солдатам генерал призывал их выступить скорее против санкюлотизма, чем против собственных тиранов и мучителей. Виноват он и в том, что не перешел вовремя Рейн близ Сан-Гоара, чтобы расколоть войска союзников и захватить крепости Рейнфельс, Эренбрейтштейн и Ханау в тот момент, когда в них не было и на понюшку пороха. Не в последнюю очередь из-за его тактических ошибок — если дело было только в них — пал и Майнц, и какой же был его жителям толк лишь омочить себе губы у источника свободы, но так и не утолить жажду?