Читать «Встреча. Повести и эссе» онлайн - страница 22

Что же, революция и на самом деле пожирала своих собственных детей, как говорили те, кто взывал к умеренности? Надо бы ему зайти в какую-нибудь пивную, хоть как-то утолить голод и чего-нибудь выпить. Не любоваться же на все катящиеся головы подряд. Генерал Кюстин и Люкс… Когда-то единомышленники, они превратились потом, с течением дел, в людей, которые хотели бы повернуть колесо истории вспять. И не о предательстве ли он с глазу на глаз хотел поведать Сен-Жюсту? Но разве не превращал он тем самым и себя в орудие террора?

Форстер думал о своих письмах, названных им «Парижские очерки» и посылаемых им с некоторых пор Губеру, который должен был печатать их в Германии. Насколько важнее речь Робеспьера от 10 октября и оглашенное в Конвенте требование Сен-Жюста, согласно которому Франция должна оставаться революционной вплоть до заключения мира. Они решили держаться максимума. Определить потолок цен на продукты, на хлеб и мясо, и на кожу, вероятно, и на сапоги. От этого пострадают тунеядцы, спекулянты и выжиги, все те, кто обогащается за счет народной бедности. Равенство диктовало законы. Гора уже дискутировала вопрос о введении бесплатного и обязательного образования.

Вот это и есть истинная революция, думал он, политический великан. По сравнению с ней весь прочий мир, как он организован на сегодняшний день, выглядит карликом.

От присутствия на казни Марии Антуанетты он не пожелал уклониться, потому что считал это событием исторического значения, полностью соглашаясь с аргументами якобинцев, еще когда процесс дебатировался в клубе. Уже казнь Людовика Шестнадцатого нанесла коалиции глубочайшую рану, и она взвыла, ибо понимала, конечно: в январе на эшафот был отправлен сам монархический строй, их режим. На сей раз Пруссия и Австрия шумели еще больше, угрожая республике военным вмешательством в случае самомалейшей опасности для жизни императорской дочери из дома Габсбургов. Итак, они первыми начали торги о голове бывшей королевы. Что же еще оставалось делать революционерам, как не решиться на самый суровый приговор? Нельзя же им было выказать слабость и подчиниться давлению? Должны же они были проявить мужество и показать всему миру, что власть теперь принадлежит только им и только они вправе выносить приговор о жизни и смерти?

Речь Сен-Жюста, в которой он блестяще сформулировал все это, была неотразимой. С Марией Антуанеттой погибнет не просто одна из королев, с нею погибнут сами притязания королей на подавление свободной воли народа.

Тележка, в которую был запряжен обыкновенный извозчичий конь, покатилась обычным путем от Дворца Правосудия по мосту, мимо старых и мощных стен, каменных свидетелей монархии, мимо Лувра, Пале-Рояля и дворца Тюильри и непосредственно под стенами морского ведомства выехала на площадь Революции, где перед окрашенным в осенние тона парком стояла гильотина. Многочисленный отряд конной и пешей жандармерии экскортировал повозку на всем пути ее следования, придерживаясь строго военного порядка. Сразу же после объявления приговора, ночью, удары барабана призвали все парижские части к оружию. На рассвете все решающие точки города, площади и мосты, были заняты артиллерией. К одиннадцати часам, когда вдова Капет покинула тюрьму, собралось тридцать тысяч человек пехотинцев, конных и артиллеристов, чтобы обеспечить неприступный, сверкающий клинками, штыками и дулами коридор посреди улиц Дюрул и Сент-Оноре, по которым она должна была совершить свой последний путь.