Читать «Старое вино «Легенды Архары» (сборник)» онлайн - страница 64
Александр Павлович Лысков
Видимо, дядя Петя не только в Шопенгауэров заглядывал, но и в наших русских классиков. Знал про дачные нравы молодых бездельников, полагал, что это распущенность, и, конечно, не желал сводить нас с Машей на природе.
И в прошлое, и в позапрошлое лето всегда мы вдвоём с ним на его даче копали, рубили, строгали с утра до вечера. Делали какую-то грубую, безрадостную работу.
А я как раз не любил современную дачную жизнь «кверху задницей», с вечным хождением по участку с топором в руке, лопатой, мотыгой. «Если у меня будет дача, – думал я, – то сооружу из брусьев стапель и заложу на нём фюзеляж легкомоторного самолёта с мотоциклетным мотором».
Самоделыциком в своём роде был и дядя Петя, скарабеем. Дача у него была, можно сказать, секонд-хендовая. Где в городе сносят дом – там обязательно увидишь и фургон с надписью «Виброустойчивость», и дядю Петю, таскающего в кузов деревянные брусья, оконные рамы, трубы и унитазы.
Его дача стояла на этих унитазах, раковинах, и, когда я помогал ему заваливать бросовыми сантехническими приборами фундаментную траншею, он восхищённо приговаривал:
– На века, Хрихорий! Фаянс нетленен! Базальт! Двойной обжиг!
Бетонные плиты с заброшенного аэродрома образовали стены его дачи. Рельсы узкоколейки сгодились на балки. Скрученные в пекле пожара кровельные листы выпрямлялись и покрывали крышу.
– Знаешь, во сколько мне обошёлся мой «дворец»? – спрашивал дядя Петя. И, насладившись моей озадаченностью, показывал дулю.
При этом большой палец у него был настолько толстый, что не пролезал между указательным и средним.
На даче среди деревенских он держал себя барином. Сам был горожанином в первом поколении, но столь глубоко презирал мужиков, что даже в сельский магазин не желал заходить. Продукты закупал в городе, забивал ими морозилки в трёх холодильниках, тоже доставшихся ему задаром от знакомых, заменявших их на новые.
Старинный самовар с медальной чеканкой был для дяди Пети как любимая игрушка для ребёнка. Место для самовара торжественно устроил он на помосте посреди дворика в окружении скамеек. Вечером растапливал эту священную водогрейку шишками, непременно еловыми, наслаждался смолистым дымком, как от затяжки «травкой», так же затем и чайным духом с блюдца, что заменяло и табачок, и водочку. (Рюмку выпьет, словно костью подавится, – кашляет, крутит головой, наливается кровью… Одно мучение было с ним выпивать. После этого он сразу спать уходил. А за самоваром мог долго просидеть.)
Домик в деревне построил он на отшибе, и, что самое странное, – окнами в лес. Объяснял эту причуду довольно старомодными выкладками в духе Генри Торо, но, когда я в попытке сближения с ним, заговаривал и о Вернадском, и о Коммонере, он негодующе замолкал, гринписовцев обзывал «засланцами Штатов», а самого Генри Торо, оказывается, не читал или умалчивал об этом, чтобы слыть свободным от западного влияния.
Всё он читал! Мне довелось побывать у него дома, правда, не в качестве друга Маши, а в качестве салаги в его хозяйстве. Наш шеф менял мебель и старую отдавал бессменному шофёру. Я таскал ящики и краем глаза оглядывал жилище дяди Пети. В двух книжных шкафах стояли издания от Платона до Сталина. Причём книги были старинные, тридцатых годов, издательства «Academia», доставшиеся ему от отца-крестьянина, революционного выдвиженца.