Читать «Если бы я была королевой... Дневник» онлайн - страница 29
Мария Константиновна Башкирцева
Целыми днями только и делаем, что восхищаемся мною: восхищается мама, восхищается княгиня; то она говорит, что я похожа на маму, то – на ее сына; видимо, это наивысший комплимент, какого можно меня удостоить. Мы всегда ценим себя выше, чем всех прочих.
Но я и в самом деле хорошенькая. В Венеции, в большом зале Палаццо дожей есть роспись на потолке, кисти Веронезе, изображающая Венеру – высокую, белокурую, свежую. Я на нее немного похожа. Никакая фотография не даст представления обо мне: она не передает цвета, а главная моя красота – это свежесть и необыкновенная белизна кожи.
<…> Но если меня разозлят, если я чем-нибудь недовольна или устала – прощай, моя красота! Я самое хрупкое создание на свете.
Хороша я только в те минуты, когда счастлива и спокойна. <…>
Когда я устаю или сержусь, я превращаюсь в дурнушку.
А от счастья расцветаю, как цветы на солнце. <…> Посмотрим, что-то будет дальше, время еще есть, слава богу! Я только начинаю складываться в ту женщину, какою буду в двадцать лет. <…>
Получили письмо от тети. «Скажите Мари, что Жирофля приехал в Ниццу, продал землю и уехал».
А мне-то что? Я смутно ждала его здесь, до письма… <…> я жду неизвестно кого, я, как Агарь в пустыне, жду и жажду душу живую.
<…> Александр пишет, что тяжба идет своим чередом. Расследование закончено. Эксперты исследуют подписи Романова – эти самоеды смеют сомневаться в их подлинности <…>!
<…> Врачи на основании поступков Романова и всяких показаний решат, был ли Романов душевнобольным.
Решить это будет трудно – Романов умер пять лет назад. <…>
Мне тогда было двенадцать. <…>
Как только он умер, в России начали плести интригу. <…>
Какое счастье, что я никого не люблю. Я ведь в иные минуты спрашивала себя, не влюбилась ли я в этого человека. Одно огорчает меня больше всего – нет, не то, что рушатся все мои планы, не сожаления, которые причиняет мне эта цепь неудач, и не из-за меня самой: не знаю, поймет ли меня кто-нибудь, но мне горько видеть, как на белое платье, которое мне хотелось сохранить чистым, садится пятно за пятном. После каждого огорчения сердце мое сжимается, но не от обиды, а от жалости: каждое горе – это капля чернил, которая падает в стакан воды, она уже никуда не денется, она добавляется ко всем предыдущим каплям, и вода становится мутной, черной и грязной. Что толку потом подливать воды, если на дне остается мутный осадок. Сердце мое сжимается: вот еще одно несмываемое пятно на моей жизни, на моей душе. Право слово, когда сталкиваешься с непоправимым, даже с мелочью какой-нибудь, все равно делается очень грустно.
<…>
<…> Вечер во Флоренции. <…>
Сам город так себе, но очень оживленный. На всех углах продают арбузы ломтями, я голодная, и эти арбузы, красные, свежие, ужасно меня соблазняют.
