Читать «Том 1. Сага о Йёсте Берлинге. Деньги господина Арне. Новеллы» онлайн - страница 387

Однако не было никакой опасности, что Сильвий Антоний утонет. Нимфа протянула свои бело-розовые руки и поймала его. Едва ли он даже коснулся поверхности воды. В тот же миг ее скакун повернул, понесся прочь по воде и скрылся в лесу. И громко звенел смех дикой всадницы, уносившей Сильвия Антония прочь.

Гален и его люди на мгновение застыли от ужаса. Некоторые, как при опасности на море, сбросили одежду, чтобы плыть к берегу. Гален удержал их.

— Без сомнения, это — воля богов, — сказал он. — Ради этого они через тысячи бурь пригнали Сильвия Антония Поппия к этой неведомой земле. Будем же радоваться, что мы стали орудием их воли! И не будем пытаться ей воспрепятствовать!

И моряки послушно взялись за весла и двинулись вниз по реке; под ритмичные удары весел они тихо затянули песню о бегстве Аретузы.

* * *

Теперь, когда эта история окончена, путешественник, должно быть, понял то древнее наскальное изображение, которое ему показывали на земле великой Кунгахэллы. Он, вероятно, смог различить и лося с ветвистыми рогами, и трирему с длинными веслами. Не стоит требовать, чтобы он увидел там Сильвия Антония Поппия и прекрасную лесную королеву, ибо для этого нужно смотреть глазами старых сказителей.

Он поймет и то, что изображение создано самим юным римлянином и что так же обстоит дело с этой старинной историей. Сильвий Антоний слово в слово поведал ее своим потомкам. Он знал: им будет приятно узнать, что они произошли от известных всему миру римлян.

Но, конечно, чужестранцу необязательно верить в то, что какая-нибудь из нимф Пана бродила по этому речному берегу. Он может думать, что в первобытном лесу обитало дикое человеческое племя и что наездницей огромного лося была дочь короля, властвовавшего над этими бедными людьми. И что когда девушка увезла Сильвия Антония, она всего лишь хотела похитить его драгоценности. И что она вовсе не думала о самом Сильвии Антонии, она даже вряд ли знала, был ли он таким же человеком, как и она.

И путешественник, конечно, поймет, что имя Сильвия Антония не сохранилось бы до сих пор на этих берегах, если бы он все время оставался таким же глупцом. Путешественник сможет услышать о том, как преобразили юного римлянина несчастье и нужда, и как он из презираемого дикарями раба сделался их королем. Он был тем, кто первым подступил к первобытному лесу с огнем и сталью. Он возвел первый крепко срубленный дом. Он строил корабли и выращивал хлеб. Он положил начало великолепию великой Кунгахэллы.

И когда путешественник услышит об этом, он будет обозревать окрестности еще более радостно, чем прежде. Потому что хотя город и превратился в поля и луга, а на реке не увидишь парусов, эта земля все же дала ему возможность заглянуть в прошлое и глотнуть воздуха мечтаний.

― МАРГАРИТА МИРОТВОРИЦА ―

(перевод Д.Закса)

Что всполошило птиц в глухом бору? Зачем, шурша корой, скользнула белка По толстому стволу и замерла, Поднявши хвост, на самой нижней ветке И смотрит вниз горящими глазами? И отчего так гулко впереди Грохочет, как крылатый гром, глухарь? Что зрят они? Ходившие по хворост Крестьянки возвращаются из леса, Крича наперебой, что там пред ними Предстал прекрасный всадник с пышной свитой. Волненье в их глазах. Густой туман Клубится средь высоких красных сосен. Им вслед бежит мальчишка-углежог, Он запыхался, торопясь в долину, Его глаза восторженно сияют На вымазанном сажею лице. Чуть отдышавшись, он кричит: «Ликуйте! Принцесса едет. Только что я видел Ее со свитой на лесной дороге. И тихие лесные птицы пели, Ее завидев, и скользнула белка Вниз по стволу, чтобы ее узреть, И грохотал глухарь средь темных сосен. Ликуйте, люди! Радуйся, народ!» Молчи, бесенок. Придержи язык. Не приставай с своею глупой сказкой. Молчи, пострел, коль жизнью дорожишь. С чего ты взял, что то была принцесса? То, верно, тролль. Принцесса не приедет. Господь с тобой, принцесса не приедет. Молчи, пострел. Тебе ль дразнить несчастных, Живущих в злые годы на границе Двух королевств, чьи в распре короли? Мы как овца, которую от стада Отбил медведь и подогнал к обрыву, Мы ежедневно видим, холодея, Жестокой смерти бледный страшный лик. Мы знаем, что мерещится мальчишке. О прошлом годе шведский конунг Инге И наш сосед, норвежский конунг Магнус, Сойдясь у Кунгахэллы, сговорились Кровавой распре положить конец. Король же Инге в упроченье мира Пообещал не позже, чем весною, За Магнуса Норвежца выдать дочь. Вот и твердит он, что принцесса едет В Норвегию. Но мы не в силах верить Его рассказу о златой короне, О скакуне под пурпурной попоной, В нас больше нет надежды, веры нет. Всю долгую мучительную зиму Мы просидели в низких темных избах. И в дыме, что всходил над очагом, Мы различали призраков зловещих, Вооруженных копьями, мечами, Несущих нам разор и смерть. Они же В кошмарных снах являлись нам. Казалось, Они, как волки, рыщут по округе, Вот-вот ворвутся под покровом ночи К нам во дворы и красных петухов По крышам пустят, и в горящих избах Над трупами убитых разнесется Победный клич дружинников хмельных. В лесу, со свитой, в пышном одеянье? Молчи, молчи, не повторяй пустое! Пусть даже ветер, камень придорожный Твоих речей не слышат безрассудных! Молчи, молчи! Ведь мы сойдем с ума, Коль тщетною обманешь нас надеждой. Ты видишь, в ожидании войны Одни из нас свои ларцы открыли И раздарили нищим все добро. Другие же душистый мед и яства Проели на пирах и смерти ждут, Погрязшие в грехах. Они трусливо Свои дворы опустошили сами, Забили скот и сено подожгли — Врагу здесь поживиться будет нечем. А третьи заперлись в своих домах, Как узники, как жалкие безумцы. Мы слышали другое. Не о девах, Что проезжают с праздничною свитой На радость кроткой живности лесной. Лишь злые вести, словно волчьи стаи, Здесь у границы бродят. Их добыча Не скот и скарб, а мужество и воля. Они последних сил лишают нас. Мы слышали о том, кто, дом покинув, В лесу скрывался и замерз до смерти, О том, кто стал убийцей, не щадя Ни чад, ни жен, — а сам рыдал трусливо, Когда родные гибли сыновья Под копьями дружинников жестоких, Еще о том, кто потерял рассудок, Из леса дым увидел и решил, Что дом его горит, а это дети Зажгли костер. Спаси нас всех, Господь. Что? Кто еще с благой, но ложной вестью? А, мы узнали — то изгой, преступник, Надеется прощенье заслужить, Нам возвестив о радостном событье. Что ж, мир тебе, но мы тебе не верим. Не говори нам, что весна настала, Что выполнил обет король наш Инге И Деву Миротворицу послал. Нам что весна, что осень — все едино. Мы по домам сидим и смерти ждем. И пусть весной не стает снег на пашнях, Их все равно не тронут наши плуги, И пусть дождя не собирают тучи, Здесь все равно зерно не прорастет. И не посеем мы, и жать не будем. Мы по домам сидим и смерти ждем. Довольно сказок, брат. То не принцесса, То, верно, шайка викингов свирепых Под злобный клич вот-вот ворвется к нам. Ты говоришь, она? Так покажи нам! Пусть явится вдруг на опушке леса, На скакуне под пурпурной попоной, Пусть заблестит жемчужная корона, Как свет надежды для усталых душ. О Матерь Божья! Что это? Смотрите! Что это там в лесу? Смотрите зорче! Перед глазами прежде сотворив От наважденья знаменье, вглядитесь! Там кто-то едет по лесной дороге, Под сводами густых и темных сосен, Как в подземелье. Это едет дева С роскошной свитой. Видите ее? Не тролль ли это? Не лесной ли морок? В колокола звоните и молитесь И пойте благодарственные песни! Ах, лучше умереть нам, чем узнать, Что это лишь прекрасный сон, виденье, Возникшее пред воспаленным взором. Прелестная, цветок зари весенней! Она все ближе, все ясней мы видим, Что это не туманный морок в чаще — То едет Маргарета. Славься, дева! Ты наконец пришла нам во спасенье, Ты величаво движешься в долину, Короною блистая золотой. Ах, дорогая, лик открой прекрасный, Не прячься под узорчатым покровом, Тебя укрывшим с головы до пят! Спешите, люди! Доставайте плуги! Вот едет мир. Бросайте семя в землю, Голодный скот гоните на луга. Вот едет радость! Отпирайте двери, Выкапывайте спрятанные клады, Пусть девушки наденут украшенья, Пусть женщины возьмутся за шитье, Подальше спрятав мужнины доспехи. Храни тебя Господь, о Дева Мира! Твой смирный конь ступает величаво Под драгоценной пурпурной попоной, С большим пером над гордой головою И с гривой, заплетенною в косицы, Звенящей ярким золотом колец. Храни тебя Господь, о красота, Пришедшая избавить нас от горя, Утешить наши бедные сердца! Храни Господь твой лик прекрасный, дева! Как, верно, будет счастлив конунг Магнус, Когда в объятья заключит тебя. Как страстно б мы хотели, бедняки, Сполна вознаградить тебя за милость. Вот на дороге старый углежог: Дверь хижины его всегда закрыта Для ищущих пристанища в лесу. Тебя ж, о дева, приглашает в гости И угощает ягодой лесною. Вот дерево, стоявшее без листьев, Тебя завидев, раскрывает почки. Еще вчера холодная земля Перед тобой ковер цветущий стелет, И малое дитя тебя встречает Венком благоуханным. Все кричат: «О, славься, Миротворица-принцесса!» Но этого так мало. Дай нам Бог Вознаградить тебя как подобает. О, вытри, дева, слезы состраданья, Не плачь над нашей горестною долей И не красней, прекрасная, при виде Лохмотьев наших, нашей нищеты. О нас сегодня не печалься, дева. Мы счастливы. С нас одного довольно: Твой видеть лик, твоей руки касаться И ощущать, что здесь пред нами мир. Забудь о нас. Умчись мечтой счастливой Прославленному конунгу навстречу, Прислушайся к его прекрасным песням И мягкий шелк волос его ласкай. Процессия меж тем уже в долине. Здесь впереди река, а за рекою Норвежская земля. Там, в Кунгахэлле, Тебя встречает конунг — твой жених. Уже и там, на берегу норвежском, Тебя встречают крики ликованья, От праздничных огней рябит в глазах, И на дорогах, что с холмов окрестных Спускаются на берег к переправе, Столь многолюдно, что издалека Подумать можно, что дороги сами Ожили, поползли вперед, как змеи, И «Славься, Миротворица!» кричат. Что слышим мы? Подумай, Маргарета, Какой обет с твоих слетает уст? Захваченная общим ликованьем, Решила ты, что счастлив твой удел — Нести простому люду радость мира. От криков, пролетевших над рекой, Твоя душа исполнилась восторга, И, давши знак остановиться свите, Сдержав коня, поднявшись в стременах, Ты, словно ангел, с рвением священным Воздела руки к небу и сказала (Нам те слова до смерти не забыть): «Покуда в сердце кровь не оскудеет, Покуда речь в устах не пресечется, Я буду охранять желанный мир!» И словно бы предчувствуя дурное, Заплакав, ты прибавила чуть слышно: «Хоть жизнью или счастьем заплачу». Прочь мысли, Миротворица, дурные. Подумай о другом, смахни слезу. Взор обрати сюда. К тебе взывает Мальчишка-пастушок. Он полон счастья. Он лучшее, что есть у бедняка, Тебе желает поднести в подарок: В честь красоты твоей споет он песню, Прекрасную и жалобную песню О государе северной страны, Влюбившемся в восточную принцессу. «Из-за нее ночами Я глаз сомкнуть не в силах, Ее красою смуглой Пленен и очарован. Сама свою дружину Она в походы водит, Матильда, чайка битвы, Восточная принцесса. Что радость в дом приносит, Как не краса-супруга? Но нынче в поле, в доме, На тинге и в дороге, Во всякий час со мною Моя печаль-кручина: Ведь ей не быть моею, Принцессе черноокой!» Собравшийся в чужую ехать землю С охотою послушает любого, Кто может рассказать ему о ней. Так и тебе, наверно, было в радость Узнать о том, как любят, как тоскуют В стране, куда сейчас въезжаешь ты. Но ради счастья своего не вздумай Расспрашивать мальчишку-пастушка, Кто этот конунг. Ну а если спросишь, Заткни руками уши и не слушай, Как бойко он ответит: эту вису Норвежец Магнус написал, влюбившись В Матильду, императорскую дочь. О дева, дорогая, свет наш ясный! Как побледнела ты от горькой вести. Ты говоришь: «Не я ему нужна, Восточная мила ему принцесса, Ведь обо мне не сочинил он вису, От уст к устам летящую по свету. Нет у него в душе любви ко мне». Как ты бледна, как смотришь отрешенно! Куда рукой дрожащей направляешь Украшенного пурпуром коня? Зачем сзываешь свиту? Что мы слышим? Ты говоришь: «Поедемте домой, Коль любите отца, молю вас, сжальтесь Над дочерью его, ведь вы узнали, Что не по мне тоскует конунг Магнус, В восточную принцессу он влюблен!» Меж тем толпа у берега все гуще, Все громче слышны радостные крики: «О славься, Миротворица!» А за рекой, на стороне норвежской, Такая же толпа у переправы Подхватывает многогласным эхом: «О славься, Миротворица!» Как изменился твой прекрасный голос, Как молишь ты: «О господа и дамы, Моим отцом и вашим королем Вас заклинаю — повернем обратно, Не дайте состояться этой свадьбе, При мысли о которой так жестоко, Так жалобно сжимается душа». А над рекой летит: «Принцесса, славься!» «О, славься, Миротворица!» — ликует На берегу собравшийся народ. Ты затыкаешь уши. Ты сердито От берега коня торопишь прочь. «Ах, пусть они умолкнут. Сколько можно Об этом мире мне напоминать! Да, я клялась. Но мира не убудет Без этой свадьбы. Разве конунг Магнус Начнет войну, узнав, что я не еду? Конечно, нет. Он будет только рад!» По-прежнему вдали народ ликует, Но те, кто ближе, хмурятся и ропщут: «Куда ж ты, Миротворица, куда?» Принцесса, слышишь, женщина седая К тебе взывает в скорби и тревоге: «Неужто вновь придет война и нас Без сыновей на старости оставит?» Принцесса, слышишь скрип дверей и лязг Оружия? На пашне бросив плуги, Крестьяне разбежались по домам, Чтобы достать мечи и копья. Слышишь? А это значит — в нынешнем году Опять не ляжет семя в нашу землю, И наши дочери не выйдут замуж, И будут вновь гореть дома и села, И женщины поруганные наши, На выжженных рыдая пепелищах, Тебя, о Миротворица, помянут! Подумай, что нас ждет, какое лихо! Наш скот и скарб расхитят и разграбят, А нас и наших родичей погубят. О Маргарета, смилуйся над нами, И будем век тебя благословлять! Скачи домой, скачи по нашим спинам, Мы ляжем твоему коню под ноги, Послушай наши крики и припомни, В чем так еще недавно ты клялась. Твои целуем руки, о принцесса! Не уезжай, не оставляй нас, дева, На поруганье, на разор и смерть. Ведь мы лишь просим, мы стоим смиренно И вовсе не хотим тебя неволить, Ведь это только несколько несчастных, Скитающихся по лесу рабов, Для коих ты — последняя надежда, Теснят коня, вцепляются в поводья, И достают ножи из-под лохмотьев, И в то же время плащ целуют твой. Ты гневаешься, ты сжимаешь хлыст, Кричишь в сердцах: «Уйдите! Прочь с дороги!» И сыплются удары на толпу. Но мы тебя не держим. Путь свободен. Ты в нас вселяешь страх. Твое лицо Безумной маской скорби и печали Искажено. Скачи домой, принцесса. Нам жаль тебя. Как скорбно ты глядишь На дальние холмы, как будто к дому Стремишься, как к гнезду подранок… Полно… Скачи домой, утешь свою печаль И угаси огонь, в глазах горящий Столь яростно, что слезы иссушил. Но ты коня обратно повернула… Ах, дорогая… Иль по доброй воле Решилась ты пожертвовать любовью, Чтоб утвердился благодатный мир? Ах, славься, Миротворица! Мы видим, Как медленно коня ты повернула И шаг за шагом двинулась вперед. Посторонитесь, люди. Вашим счастьем Не оскорбите боль ее и горе, Неловким словом, бедную, не раньте, Пускай свой крест она несет одна. Плывет паром, пересекая реку, На нем хладна, недвижна, Маргарета По избранному следует пути. Взгляни, о дева, на речную воду, Неумолимо льющуюся к морю, Взгляни на эти волны, что так кротко, Не ведая ни страха, ни сомнений, В его объятья страшные спешат. И даже если встретят по дороге Покойную, извилистую бухту, Ни на мгновенье бег свой не прервут. И даже если захотят вернуться К источникам лесным, журчащим мирно, Им это невозможно. Глянь, принцесса, И в их покорном, легком, кротком беге Ты свой удел увидишь. Им подобно, Ты призвана в раздоры бурной жизни Нести смиренье, состраданье, мир. Ты избрана судьбой. Прими свой жребий И понапрасну не скорби о нем. Глянь, Миротворица, из Кунгахэллы Со свитой гордых всадников прекрасных Тебе навстречу едет конунг Магнус. Сияет алый шелк его плаща, Лев золотой блестит на крепком шлеме, И знамя развевается над ним. Он сам подобен северному льву Осанкой величавою и гордой, Копной волос, спадающих на плечи, И пламенем воинственным в глазах. Они спешат. Их кони пыль взметают. И вечером растянутые тени Скользят за ними следом по земле. Они спешат. Земля дрожит под ними. Смелей, о дева! Жениха встречай! Забудь о том, как страстно б ты хотела, Простившись с жизнью, броситься под эти Мелькающие в воздухе копыта, Растоптанною быть и умереть.