Читать «Заххок» онлайн - страница 273

Владимир Николаевич Медведев

С него станется стрельнуть. А пока в устном творчестве душу отводит. Или фантазирует.

– Про волка понятно, – говорю. – А барашек кто? Ты, что ли? Мельчишь. Запросто на барана потянешь.

Унылая шутка, злобная, под стать настроению. Теша на неё не купился.

– В пословице правильно сказано – Даврон в яму попал.

– Что за яма? – интересуюсь.

Кричит шёпотом:

– Зиндон! Даврон в зиндон угодил.

Выходит, всё-таки не фантазия. Теша-то у нас спец по зиндону.

– Чему радуешься? – спрашиваю. – Будешь за волком говно выносить.

– Не буду. Пусть в своём дерьме задохнётся.

– Ой ли? Погоди, выйдет и… не на словах, по-настоящему обидит.

– Не выйдет. Гадо не выпустит.

Что ж, пускай посидит… Я ненависти к Даврону не испытывал, но мне было до лампочки – выскочит он из ямы или поселится в ней. Простить не могу, что не вступился за Зарину, отдал её Зухуру. А что ему стоило топнуть ногой?! Зухурка не пикнул бы. И не случилось бы того, что случилось…

Теша вдруг испугался:

– Ты никому не скажи. Гадо приказ дал молчать…

И понёс какую-то хренотень. Я шибко не вникал. Выходило, что семья Теши вроде как в должниках у семьи Гадо, и Теша, хочет не хочет, вынужден каким-то образом долг отрабатывать. Верность, короче говоря, хранить. Потому Гадо и назначил его золотарём в зиндон. Не проболтается.

Само собой, скажи я давронским, куда засадили командира, они бы в пять минут провели рокировку: Гадо – вниз, Даврон – наверх. Однако я помогать не собирался. Пусть выбирается как умеет. Понимал, что это неправильно – как никак, Даврон выручил нас на дороге. Но обида пересилила. Он не вступился, и я не стану…

Теша в конце концов иссяк. Я потащился прежним курсом. На душе сделалось ещё поганее. И ещё безнадёжнее. Раз уж самого Даврона уделали, мне куда рыпаться? Весь день до вечера провёл в дурмане – завалился на свою подстилку и лежал как мёртвый… Не то, чтобы совсем мёртвый, но и не живой. А очень хотелось стать мёртвым…

Утром проснулся, в голове – матушкин голос: «Андрей, нельзя распускаться, возьми себя в руки…» И дальше в том же роде. Знаю заранее всё, что скажет, хотя здесь её нет. Тысячу раз слышал. Наверное, всех так же достают. И ни на кого не действует. Все поступают наоборот. На меня тоже не подействовало. Отмахнулся от нотации, встал, сходил к умывальнику, сполоснул морду холодной водой и думаю: озверел от того, что круглые сутки люди рядом толкутся, сил нет выносить, пойду-ка на речку. Люблю смотреть на воду: бурлит, шумит, на душе легче становится. А главное, вокруг – пустота, ни одной рожи. Даже Тешу за водой уже не гоняют…

Идти недалеко. Казарма стоит на берегу, над самой Оби-Санг. На заднем дворе – тропка вниз, к реке. Спускаюсь, вижу, на большом плоском камне у воды кто-то лежит. Развалился. как диване. Я было повернул назад. Окликнет, придётся ответить. А мне влом общаться. Вдруг смотрю: автомат! Стоит возле камня, на котором мужик дрыхнет. Я потихонечку к нему. Стараюсь не оступиться, не громыхнуть. Река ревёт, заглушает звуки, но всё же… Вблизи узнал спящего: один из блатных – Партоб, торчок. Обкурился, верно, и уснул. Я огляделся. Наверху, на краю обрыва – никого. Я осторожно цапнул автомат. А он тяжё-ё-ё-лый. Автома-а-тище. Старенький, побитый, поцарапанный. К рожку второй магазин изолентой примотан. Ветеран. Дедушка. Калаш Калашников. Отчества не знаю. Пусть будет Андреевич. Он, родной, сам в руки попросился.