Читать «Потерял слепой дуду» онлайн - страница 80

К тому же, не стоит считать себя негодной травой – у меня есть славянская Библия, икона, шестидесятилетние цветы – некоторые прекрасно сохранились, – квитанции с молокозавода, Личная книжка, Трудовой список, Духовная песнь, написанная корявыми, пляшущими буквами… Ведь вся эта компания вещей, отделившись от своих хозяйственно полезных собратьев, сбежала именно ко мне – ради чего? Наверное, потому, что там, в родном доме, была бы им смерть, и след оставившего их человека сгладился бы совсем. А он, мой предок, видимо, не хочет этого и чего-то ждет от меня… Чего?

После Астафьева

2003 год

Народу от писателя остаются книги – и больше ничего.

С книгами после ухода их создателя время творит что-то, напоминающее изготовление мечей оружейниками древней Японии. Железную полосу, множество раз перекованную внахлест, мастер закапывал в землю лет на двадцать, нарочно в самом сыром месте, чтобы живая земная влага выела, превратила в ржу все ненужные примеси, оставив только чистейшую, благородную сталь.

В книгах после такого испытания должно оставаться неуловимое, непередаваемое Нечто, которое иногда называют «существом жизни». И то, что в наследии писателя побуждает к жизни, заставляет жить – то и есть благородная, чистейшая сталь, которой нет износа. На словах все это красиво, но, памятуя какой неблагодарный труд – писательство – жестоко. Выживает лишь немногое. Ни Чехов, ни Толстой, ни Тургенев, ни прочие, которым мы по обычаю клянемся в священном и вечном почитании, не избежали этой участи. Наверное, один лишь Пушкин, который «наше все», оказался без «примесей» – так ведь он уже давно не человек и не писатель даже, а божество и часть речи.

И как бы ни зашкаливало нашу «благодарную память», невозможно не признать, что наследие русского писателя Астафьева закопано на сыром берегу, а время и «соки земли» уже начинали свою очистительную работу.

Я не собираюсь пророчествовать, как долго и какие именно книги Астафьева будут читать. Но все же я чувствую в себе право говорить о том, что останется после него. И стоит это право не на преимуществе особого ума, высокого положения и тем более близкого личного знакомства – здесь все наоборот. Это право стоит на моей обыкновенности. Я русский человек среднего возраста, потомок крестьян и типичный, укоренившийся горожанин. Я один из миллионов тех, кто бродил по созданному им миру, и этот мир – пока скажем так – потревожил во мне что-то глубинное и истинное. Бог даст, я еще поживу и посмотрю, что будет со всем этим – потревоженным – и со всеми нами. И потому я с полным правом говорю: все, что написал Астафьев – он написал для меня, я чувствую в его книгах то, что дает желание жить, и то, что его отнимает.

Уходил он под канонаду, вызванную романом «Прокляты и убиты». К литературе эти «боевые действия» не имели почти никакого отношения – спорили о том, как мы победили в войне – героизмом, или просто завалили врага трупами?