Читать «Мы - хлопцы живучие. Повесть» онлайн - страница 3

Иван Киреевич Серков

Но и на Сухой гриве не так уж сухо, чтобы колобком катиться. Санька не рассчитал, прыгая с кочки на кочку, и набрал полные бурки ржавой холодной воды. Пришлось разуваться и выкручивать портянки.

- Ничего, согреюсь, - подбодрил он себя, мелко лязгая зубами.

Неожиданно в кустах мы натолкнулись на лозовый шалаш, крытый осокой. Перед ним - небольшая кучка углей, черные головешки, картофельная шелуха. Заглянули внутрь - влажное, примятое сено. Видно, здесь жили не день и не два. Может, даже мой дед Николай. Он рассказывал, что пересидел в Моховом всю пальбу, пока наши не пришли. И не один он здесь был: полнехонькое болото и своих, и из других сел. Всего за один день до прихода наших их обнаружили немцы. Правда, сами они, не зная дороги, лезть в болото побоялись, зато открыли такой огонь, что земля стонала. Повезло деду, что неподалеку воронка от бомбы была. Он прямо туда - в грязное, ледяное месиво. Теперь так кашляет - жуть берет. Но ничего, говорит: «Если не помру - жив буду».

Чем глубже мы с Санькой забираемся в Моховое, тем чаще нам попадаются такие шалаши: то крытые осокой, то просто из лозовых веток, то большие, то еле-еле одному поместиться. А сбитого нынешней ночью немецкого самолета нигде не видать.

- Ничего! Найдем! - не падает духом Санька. А сам синий, и зуб на зуб не попадает.

- Не мог спросить у Мамули! - злюсь я. - Может, он и не здесь вовсе.

Наконец мы выбрались на сухое. Кусты поредели, время от времени начали попадаться почерневшие от дождей копны сена. Значит, мы уж точно на Сухой гриве. Идти стало веселее, и Санька попробовал даже насвистывать какой-то марш. Но ничего у него не вышло губы не слушались от холода.

И вдруг мы остановились как вкопанные. Перед нами - опрокинутая взрывом, разбитая телега. В поломанных оглоблях лежит с оскаленными зубами мертвая лошадь. Почти рядом - глубокая воронка. И вся трава вокруг густо усеяна торфяной крошкой.

- Бомба? - спросил Санька.

- Кто его знает, - пожал я плечами. - Мог быть и снаряд.

В Подлюбичах мы знаем каждую лошадь. Можем издали угадать, то ли это «кувалда», которую Чмышиха-монашка выменяла у итальянцев на икону богородицы, то ли старая Слепка деда Коврача. А тут смотрели-смотрели и не узнали. Не наша лошадь, не подлюбичская.

А чуть поодаль, возле покосившегося небольшого стожка, стоит вторая лошадь, живая, и скубет сено.

- Глянь, - не поверил я своим глазам. - Что это?

Пригляделись лучше - и вовсе это не лошадь. Жеребенок, не старше года. Вороной масти. На лбу белая звездочка. Лохматый, худой. В хвосте и гриве полно колючек.

Жеребенок тоже нас заметил, насторожился, задрал голову, наставил уши.

- Это, видно, мать его, - кивнул Санька в сторону опрокинутой телеги. - Вот он тут и кружит, не уходит.

- А где же люди? - спросил я и тут же понял, что ляпнул глупость. Мало ли где. Может, к немцам в лапы попали. А может, спасаясь, бросили воз и убежали. А то, может быть, кобыла, испугавшись стрельбы, понесла, не разбирая дороги, пока не нашла свою погибель. Как бы там ни было, жеребенок теперь ничейный, и его нужно поймать.