Читать «Янтарные цветы» онлайн - страница 77
Джулия Хиберлин
– И установить их личности. Узнать их имена.
– А если это невозможно?
– Тогда они никогда не оставят меня в покое.
– Тесси, а мама после смерти с тобой разговаривала? Как сейчас – Сюзанны?
– Нет.
– Я спрашиваю лишь потому, что ты перенесла две тяжелые травмы – тем более в столь юном возрасте. Смерть матери и ужас этой могилы. По-моему, ты все еще горюешь по маме. Что ты делала на поминках, помнишь?
Опять про маму!.. Я пожимаю плечами.
– Мы ели то, что нам приносили соседи, а потом во дворе играли с братом в баскетбол.
Я поддалась и позволила ему победить. Счет был 10:2.
– Дети часто играют в день похорон. Со стороны это может показаться равнодушием, но на самом деле они горюют куда дольше и острее, чем взрослые.
– Вряд ли.
Я помню, как плакали папа и тетя. Словно с меня сдирали кожу.
– Взрослые поначалу испытывают более сильные чувства, но потом справляются с горем. Дети нередко застревают в своих переживаниях – гнев, отрицание – и живут так годами. Этим могут быть обусловлены другие твои симптомы: потеря памяти, слепота, голоса Сюзанн, мнемоническое правило, которое ты сочинила в могиле…
– Нигде я не застряла. Мы с Мерри ничего не
Тесса сегодня
Он находится всего в тринадцати кварталах от нашего нынешнего дома.
Старый дом Лидии.
Я не была тут очень много лет – как будто уехала за сто миль. Здесь убийца оставил мне рудбекии во второй раз, и тогда я впервые развернулась и убежала.
Лидия всегда говорила, что ее дом похож на магазинный свадебный торт – квадратная бежевая коробка с поспешно налепленными белыми фестонами. Со времен нашего детства многое изменилось. Глазурь осыпается. Идеальная зеленая лужайка превратилась в заросший сорняками пустырь. Из земли больше не торчит столб с табличкой «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ» и нарисованным подсолнухом. Лидия рассказывала, что ее папа вырвал столб за день до моего возвращения из больницы.
– Привет!
Я не слышала, как Билл подъехал. Он уже стремительно шагает ко мне; такое чувство, что он стал выше и худощавее. Наверное, это из-за черных шорт «Найк» и дорогих кроссовок. Он весь мокрый: волосы, лицо, шея, руки. На красной гарвардской футболке – заношенной практически до дыр – проступают пятна пота. Он наконец-то постригся, но стрижка слишком короткая – уши торчат. Мне хочется, чтобы он ушел. И остался.
– Я же запретила вам приходить! Вы собирались играть в баскетбол.
О своем звонке я пожалела почти сразу. Билл часто дышал в трубку – уж не занимался ли сексом с какой-нибудь столь же самоотверженной коллегой? Сказал, что встретился с друзьями побросать мяч.
– Уже доиграли. Нас с коллегами размазали по стенке старшеклассники. Ваш звонок – радостный повод не ехать на семейный обед в Вестовер-Хиллз. Если вы, конечно, не хотите составить мне компанию. Так в чем дело? Что случилось?
Внезапно я начинаю рыдать.
Для Билла, судя по его лицу, это тоже неожиданность. Но слезы хлещут у меня из глаз, как четыре года назад, когда от рака поджелудочной умер отец. Билл неловко обнимает меня – а что ему еще остается? – и от этого хочется зарыдать еще горше.