Читать «Весна и осень чехословацкого социализма. Чехословакия в 1938–1968 гг. Часть 2. Осень чехословацкого социализма. 1948–1968 гг.» онлайн - страница 441
Николай Николаевич Платошкин
Чаушеску заверил Дубчека, что Румыния в рамках ОВД не предпримет против Чехословакии никаких действий. Но даже Дубчек пишет в мемуарах, что Чаушеску говорил все это отнюдь не из-за симпатий к чехословацким реформам: «Я проинформировал его о наших внутренних экономических и политических проблемах. Он лишь принял все это к сведению и сказал, что это наше дело. Я знал, что он отнюдь не великий реформатор, – для него отношение к нам было вопросом прагматической политики, как он это делал в случае с Китаем и Израилем». Дубчек совершенно верно описал здесь смысл всей тогдашней румынской внешней политики: делать все назло СССР, чтобы добиться признания и помощи Запада.
На пресс-конференции Чаушеску спросили, как он оценивает тот факт, что с чехословацкой стороны в переговорах с румынской делегацией участвовали социалистическая и народная партии (в самой Румынии была однопартийная система). Румынский гость лишь сказал, что это, видимо, отвечает сложившимся в Чехословакии условиям.
Также у Чаушеску спросили, что он думает о возможной отдельной встрече трех социалистических государств Европы, идущих независимым путем (имелись в виду Югославия, Румыния и Чехословакия). Но румынский лидер на провокацию не поддался: «В Европе девять социалистических стран, у которых одни принципы и мнения об отношениях между собой. Но между ними есть и различия в том, как эти принципы лучше осуществлять. Румыния против трех– или четырехсторонней встречи».
Интересовались и мнением Чаушеску, могут ли «малые социалистические страны» принимать кредиты от несоциалистических стран. Намек был вполне ясен: может ли ЧССР взять такой кредит? (Как будто бы кто-либо в Москве когда-нибудь это запрещал.) Чаушеску гордо ответил, что Румыния таких кредитов не брала, но в целом он не видит в этом ничего предосудительного.
Тогда ему предложили поставить подпись Румынии под Братиславской декларацией. Ответ был предельно ясным: «Мы оцениваем результаты Чиерны и Братиславы позитивно, но мы не привыкли подписывать документы, в разработке которых не участвовали». При этом сам же Чаушеску заметил, что не считает встречи в Дрездене и Варшаве формальными сессиями органов ОВД, поэтому, мол, и Румынию на них приглашать было необязательно.
Визит Чаушеску приободрил чехословацких «реформаторов». Министр иностранных дел Гаек гордо заявил, что ЧССР не является «вассалом» в рамках СЭВ (как будто у нее были для этого какие-то причины): «Так же как и Румыния, Чехословакия не чувствует себя связанной рамками СЭВ в своих экономических связях с другими странами». И вообще, по мнениию Гаека, надо было отходить от концентрации чехословацкой внешней политики на социалистические страны и уделять больше внимания другим государствам. Так он ответил на вопрос, не собирается ли ЧССР по образцу Румынии установить дипломатические отношения с ФРГ.