Читать «Весна и осень чехословацкого социализма. Чехословакия в 1938–1968 гг. Часть 2. Осень чехословацкого социализма. 1948–1968 гг.» онлайн - страница 412

Николай Николаевич Платошкин

Этим осторожным заявлением Брежнев дал понять, что на данном этапе он по-прежнему остается сторонником исключительно политического давления на ЦК КПЧ. С ним согласился Косыгин, который считал, что эффективной формой оказания политического воздействия может стать двусторонняя встреча.

Подобная позиция, однако, не нашла поддержки у большинства членов политбюро. Правда, объектом критики стал не Брежнев, а Косыгин. Члены политбюро и секретариата ЦК Андропов, Устинов, Мазуров, Капитонов считали, что настало время для жестких мер. В конечном счете, политбюро пришло к компромиссному решению: встречу с чехословацкими лидерами рассматривать как последнюю политическую меру воздействия.

Андропов на заседании политбюро говорил Косыгину: «Я считаю, что в практическом плане эта встреча мало что дает, и в связи с этим вы зря, Алексей Николаевич, наступаете на меня. Они сейчас борются за свою шкуру, борются с остервенением. Правые во главе с Дубчеком стоят твердо на своей платформе… Все идет против нас». Косыгин ответил Андропову следующим образом: «Я так хотел бы ответить т. Андропову, я на Вас не наступаю, наоборот, наступаете Вы. На мой взгляд, они борются не за свою собственную шкуру, они борются за социал-демократическую программу. Вот суть их борьбы. Они борются с остервенением, но за ясные для них цели, за то, чтобы превратить на первых порах Чехословакию в Югославию, а затем во что-то похожее на Австрию».

Интересно, что точка зрения Косыгина почти буквально совпала с мнением Кадара, высказанным ранее в Варшаве.

Победило все-таки мнение Брежнева и Косыгина.

В то время как американцы исподволь пугали Прагу советской интервенцией, Брежнев позвонил 19 июля Дубчеку и предложил двустороннюю встречу руководства КПЧ и КПСС. Дубчек не мог с порога ее отвергнуть, так как только что в «Точке зрения Президиума ЦК КПЧ» предлагалось то же самое. В тот же день, 19-го, политбюро прислало предложение в письменном виде (видимо, памятуя тактику формальных проволочек Дубчека в прошлом). Предлагалось встретиться всеми составами политбюро ЦК КПСС и Президиума ЦК КПЧ 22 или 23 июля в Киеве или Львове, если там чехословакам будет удобнее.

Но Дубчек, похоже, очень хотел, чтобы встреча не состоялась. Поэтому на Президиуме ЦК КПЧ было решено предъявить СССР условие, казавшееся заведомо невыполнимым, – КПЧ соглашалась на встречу лишь в случае приезда всего советского политбюро в Чехословакию. Можно себе представить, что сказали бы в Белом доме, если бы, например, президент Франции де Голль обусловил свое согласие на встречу с президентом США прибытием всего американского правительства в Париж.

Это условие Дубчек в мемуарах объяснял просто: «Мы не могли игнорировать возраставшие боевые антисоветские настроения в нашей стране и даже внутри коммунистической партии». Но ведь именно о таких настроениях и писали в своем «варшавском письме» лидеры стран ОВД, а Президиум КПЧ в своей «Точке зрения» все это отрицал. К тому же выходило, что лидер КПЧ, фактически первый человек в стране, был не волен принимать решения вопреки неким «настроениям». При этом неделей раньше он был готов приехать в Москву немедленно, даже ночью, как говорил Кадару.