Читать «Пушкин. Изнанка роковой интриги» онлайн - страница 186

В музеях Пушкина лежат подлинные огрызки гусиных перьев, которыми писал Пушкин. Иногда указывается, что именно писал. В Кишиневе мы видели вороньи перья: видимо, с сельским хозяйством там плохо, и не осталось гусей.

А почему, собственно, считается, что Пушкин писал гусиным пером? Ведь Карамзин еще в 1790 году привез из-за границы серебряные перья. В начале XIX века они продавались в Петербурге без очереди. Но гусиные, с точки зрения музейного дизайна, выглядят эффектнее. Вняв экспертам, поехал я к соседнему фермеру. Пожав плечами, он ощипал гуся и подарил ящик перьев. Теперь говорю студентам: «Вот чем писал Пушкин. Берите на память, все перья подлинные».

Не будем забывать, что жизнь и приключения Пушкина играют в российском обществе вполне определенную роль, отвлекая народ от тяжелых проблем бытия. Отсюда культ без стыда и меры. Не случайно Тургенев говорил о нашем праве называться великим народом потому, что среди этого народа родился такой человек. При таком раскладе у Акакия Акакиевича возникает чувство глубокого удовлетворения от того, что и он, как Александр Сергеевич, представитель великого народа.

Б. Томашевский еще в 1925 году, когда пушкинистика стремилась освободиться от старого гипноза, но уже впадала в новый, писал: «Пора забыть обычный мессианизм Пушкина с типичным разделением русской литературы на ветхозаветную до Пушкина и новозаветную после Пушкина. Пора вдвинуть Пушкина в исторический процесс и изучать его так же, как и всякого рядового деятеля литературы». Никто из его коллег не последовал совету, да и сам Томашевский под влиянием обстоятельств перестал отстаивать эту резонную позицию. Юрий Тынянов тоже пытался протестовать против Пушкина как чуда, против фетишизма и теологизма в пушкинистике. Но волну гнали другие.

По Б. Бурсову, «Пушкин представляет собой высочайшую и всеобъемлющую нашу духовную ценность, не поддающуюся какому-либо логическому объяснению… Говорить о Пушкине – почти то же самое, что говорить о России во всех возможных ее ракурсах». А вот научное заключение Т. Цявловской: «Гениальность Пушкина была феноменальна… Один из величайших поэтов мира, зачинатель прославленной русской прозы… замечательный драматург-новатор, выдающийся историк литературы… умнейший политический мыслитель… Великий гуманист…». Критик И. Золотусский пишет: «Июнь в России – законный месяц Пушкина». До этого декабрь был месяцем Сталина, апрель – Ленина, и все тоже было «в законе». К этому можно добавить государственные «годы Пушкина» – повторяющиеся его круглые юбилеи, когда, по выражению Николая II, в «знаменательный день сливается вся Россия». Сам же Пушкин скромно говорил Вяземскому, что идет не столбовой дорогой, где Жуковский, а проселочной. Выходит, против воли поэта сместили его с проселочной на главную, что ведет к перекосу литературной истории, обедняет ее, оскорбляет исторических деятелей, подверстываемых под Пушкина. В энциклопедии «Москва» читаем, что поэт Дмитрий Веневитинов «почти всю жизнь прожил в доме, где Пушкин 12 октября 1826 года читал трагедию «Борис Годунов».