Читать «Возвращение в Брайдсхед. Незабвенная (сборник)» онлайн - страница 137

– Я никогда не был близко знаком с вашей матерью.

– Вы ее не любили. Мне иногда кажется, что, когда хотят ненавидеть Бога, ненавидят нашу маму.

– Я вас не понял, Корделия.

– Ну, видите ли, она была мученица, но не святая. Святую ведь нельзя ненавидеть, верно? Тем более Бога. Вот и выходит, когда хотят ненавидеть Бога и его святых праведников, ищут кого-нибудь похожего на самих себя, представляют себе, будто это Бог, и ненавидят. Вы, наверно, думаете, что все это чушь?

– Я уже один раз слышал нечто подобное от совсем другого человека.

– О, я говорю вполне серьезно. Я об этом долго думала. По-моему, это многое объясняет в судьбе бедной мамы.

И это странное дитя с утроенной энергией вновь набросилось на свой ужин.

– Первый раз ужинаю в ресторане одна со знакомым, – сказала она.

И позднее:

– Когда Джулия узнала, что Марчерс продают, она сказала: «Бедняжка Корделия. Значит, все-таки не будет ей там первого бала». Это у нас с ней была любимая тема – мой первый бал в Марчерсе. И еще – как я буду подружкой у нее на свадьбе. Из этого тоже ничего не получилось. Когда давали бал для Джулии, мне разрешили побыть внизу один час, я сидела в уголке с тетей Фанни, и она мне сказала: «Через шесть лет все это достанется и тебе…» Я надеюсь, что у меня окажется призвание.

– Что это значит?

– Это значит, я смогу быть монахиней. Если вы не призваны, ничего все равно не получится, как бы вы ни хотели этого, а если призваны, вам никуда не деться, хотите или нет. Брайди думает, что призван, но ошибается. Раньше я думала, что Себастьян призван, но не хочет, а теперь не знаю. Все вдруг так резко переменилось.

Но я не мог слышать этих монастырских разговоров. В тот день я держал в руке вдруг ожившую кисть – я вкусил от великого, сочного пирога творчества. Я был в тот вечер человеком Ренессанса – Ренессанса по Роберту Браунингу. Я бродил по улицам Рима в генуэзском бархате и видел звезды сквозь трубу Галилея – и я с презрением отвергал нищенствующих братьев, их пыльные фолианты и запавшие завистливые глаза, их заумные схоластические речи.

– Вы полюбите, – сказал я.

– Упаси меня Бог. Как вы думаете, можно мне съесть еще одну такую чудную меренгу?

Книга третья

«Стоит только дернуть за веревочку…»

Глава первая

Моя тема – память, этот крылатый призрак, взлетевший надо мною однажды пасмурным военным утром.

Эти воспоминания, которые и есть моя жизнь – ибо ничто, в сущности, не принадлежит нам, кроме прошлого, – были со мной всегда. Подобно голубям на площади Святого Марка, они были повсюду, под ногами, в одиночку, парочками, воркующими стайками, кивая, расхаживая, мигая, топорща шелковые перья на шее, опускаясь, когда я стоял совсем тихо, прямо мне на плечо и даже склевывая раскрошенное печенье у меня с губ, покуда гулкий пушечный выстрел вдруг не возвестил полдень, и вот уже в трепете и блеске крыл мостовая опустела, а небо над головой закрыла темная крикливая птичья туча. Так было и в то военное утро.

Целых десять мертвых лет после того вечера с Корделией меня влекло вперед по дороге, внешне изобилующей событиями и переменами, но за весь этот срок я ни разу – кроме, пожалуй, отдельных мгновений за мольбертом, да и те случались все реже по мере того, как проходило время, – ни разу не ожил до конца, как я был жив, когда дружил с Себастьяном. Я полагал, что это юность, а не сама жизнь уходит от меня. Меня поддерживала работа, ибо я избрал то, что мне хорошо удавалось, в чем я постоянно совершенствовался и от чего получал удовлетворение; к тому же как-то так вышло, что этим видом деятельности, кроме меня, в те годы никто не занимался. Я стал архитектурным живописцем.