Читать «Непереводимая игра слов» онлайн - страница 4

Моим друзьям – за то же самое… да они все знают, за что.

Моим детям, Барсуку и Пингвину, за то, что жизнь точно имеет смысл, даже если бессмысленна.

И жизни – за то, что она интересная. За то, что она просто есть.

Такая, какая.

Лето 2016

Наш пиджак зашит, а тулуп проколот

Молодой хозяин

Утопия Захара Прилепина: великая глушь (2011)

Жизнь Захара Прилепина, кажется, состоит из нескольких разных жизней, протекающих параллельно, не пересекающихся ни в чем. Он успешный писатель, который в 2011 году получил «Супернацбест», попал на первые строчки топов продаж с романом «Черная обезьяна», стал «писателем года» по версии «GQ». Он же – человек с репутацией маргинала и радикала, с прошлым омоновца, в девяностые воевавшего в Чечне, и член запрещенной партии национал-большевиков. Он дружит с завзятыми либералами – и общается с Сурковым и ходит на чай к Путину. Его рвет на части телевидение, он мелькает на светских раутах. Но его идеал – жизнь в глуши, патриархат и многодетность.

– Знаешь, чего там?

Он тычет дымящейся «честерфилдиной» в распахнутое окно. За окном, метрах в пяти, по другую сторону длинного узкого двора, – красная стена блеклого малокровного оттенка.

– Там СИЗО. У меня когда два уголовных дела на газете висели, я думал: если что, недалеко переезжать. А иногда менты под окном садятся, жизнь обсуждают, а я подслушиваю. Интеллектуальный уровень убийственный. Я всегда своих пацанов в ОМОНе вспоминаю – вот с ними вполне нормально можно было практически на любые темы разговаривать…

Мы курим в кабинете генерального директора нижегородского издания «Новой газеты» – Захар Прилепин и есть этот генеральный директор. Кабинет мал и обшарпан. В нем царит творческий бардак. Горизонтальные поверхности, в том числе подоконник, оккупированы стопками книжек, включая прилепинские. На стене – самодельные плакаты с саркастическими слоганами и распечатки с абсурдными цитатами и идиотскими оговорками. Весь антураж отчетливо напоминает девяностые, когда пишущая журналистика еще не переселилась в стерильные ньюсрумы. Ощущаю вялый ток ностальгии.

И еще чувствую легкую вибрацию дежавю.

Ровно так, вполоборота друг к другу и с запаленными сигаретами, мы стояли в прошлую нашу встречу на балконе моей съемной квартиры на Второй Фрунзенской, и Прилепин, свешиваясь через перила, так же тыкал светящимся в сумерках угольком наружу и вниз: показывал дорогу к «бункеру» национал-большевиков, а также скамейку, на которой в его романе «Санькя» сидели герои Саша и Яна, юные члены списанного с Национал-большевистской партии «Союза созидающих», в начале своей короткой любовной связи. Скоро Саша поедет в Ригу убивать латышского судью, впаявшего «союзникам» пятнадцатилетние сроки, а Яна залепит тортом в лицо президенту РФ – и даст старт короткой, отчаянной и обреченной революции молодых маргинал-патриотов. Это в романе, а в жизни мы оба вполне себе сыты и пьяны, и Прилепин рассказывает мне о памятной скамейке за несколько дней до своего знаменитого чаепития с Путиным, во время которого он спросит о Тимченко и «Гунворе», но тортами швыряться не станет.