Читать «Искупление. Том первый: Озерон» онлайн - страница 28

Находя по нужному количеству кандидатов, он закладывает в них образы и идеи при помощи нейротранслятора⁵. Иногда Тридцатьседьмой испытывал чувство жалости – воздействие всегда проводилось в самом раннем возрасте, часто это были еще дети лет двенадцати-пятнадцати. Заложенные знания блокируются, становясь своеобразным проклятием. Годами или даже десятилетиями они будут искать ответ на жгущий сознание вопрос, чтобы прекратить жестокую ментальную пытку неизвестностью. То самое «вдохновение», что позволяет совершать открытия. И лишь в результате титанических усилий и упорных изысканий страждущие обретут спокойствие.

В строгом соответствии с кодексом, «вдохновение» только для науки и искусства. Никакой политики…

От такого режима работы на износ он окончательно подорвал здоровье, вынужденно погрузившись после очередной операции на сорок лет. И тут же произошел первый за все восемь веков сбой. Где же он ошибся? Тягостные мысли утомляют сознание.

Дрема овладела Тридцатьседьмым. Медовая тягость напоенного ароматами леса воздуха, вливающаяся в легкие с каждым вдохом, успокаивает. Теплота затухающего костра. Мир застыл. Усталость смежила веки.

Прибывший шаттл не разбудил его. Готлиб молча поднял спящего. С осторожностью он занес его в корабль и усадил на место второго пилота. Закрепив ремнями безвольно висящую голову Тридцатьседьмого, андроид холодно и без эмоций рванул с четырехкратной перегрузкой ввысь, направив шаттл к Станции.

Госпиталь.

-Убрать из рук оружие. Не реагировать ни на какие провокации. – инструктирует по рации Кранц. – Не вздумайте улыбаться и никаких резких движений. Держаться ровно и уверенно.

Сказать, что отряд приняли в штыки, все равно, что сказать об урагане «легкий ветерок» – и то, и другое явное преуменьшение. Для людей в госпитале они – символ случившегося. Одни из тех, кто виноват во всех бедах. И возможно бойцы пришли не как друзья, а как завоеватели. Если всю ненависть следящих взглядов собрать воедино и выковать из нее те самые штыки, то каждый такой штык получился бы размером с хороший булатный меч, великоватый даже для Голиафа. И их бы хватило для вооружения тысячи Голиафов.

Люди расступаются перед профессором и смыкают проход почти сразу за последним шествующим. Ведомые Кимом разведчики ровным шагом идут по этой живой аллее.

В злой тишине неестественно гулко отдаются любые звуки. Выбивая тяжелую размеренную дробь рублеными подошвами армейских сапог, они добрались до центра залы. Окружившие их люди схожи с застывшим в немом раздражении морем, готовым схлопнуться и поглотить их. И только невидимое защитное поле, исходящее от старика, удерживает их.

Ким поднял сухую ладонь, прерывая зародившийся рокот недовольства:

–Сегодня к нам присоединяются еще девять хороших людей. Они помогли отбить атаку и предложили помощь в дальнейшем. – высокий сухой голос профессора несколько разряжает накалившуюся до предела атмосферу. – И мы рады разделить с ними приют и пищу.