Читать «Свидетелей не оставлять» онлайн - страница 23
Сергей Иванович Зверев
– А что, не могли?
– Павлов может дать четкое заключение о том, какие травмы, чем причинены?
– Говорит, трудно. Интуитивные догадки.
– Ты что, Антон, офонарел? Три дня мы собираем материал по несчастному случаю, в ус не дуем, а ты мне заявляешь, что нужно разрабатывать версию убийства. Скажи Терентию, чтобы опохмелился.
– Он классный эксперт.
– Его иногда заносит. Да и как ты при таком расплывчатом заключении представляешь себе следствие? Положим, отыщем мы злодея – что предъявим? Интуицию Терентия? Повесим глухое убийство на отдел, и только. В общем, или пусть он дает подробнейшее описание этих травм, или не компостирует мозги. Договорились?
– Договорились. Но если…
– Что «если»? Никаких «если». Сдохла мразь какая-то, все только рады, даже мать. И на кой нам из этого факта дело века делать? Все. Жду с актом.
Антон положил трубку.
– Ну? – спросил Павлов.
– Сказал, чтобы мы не маялись дурью.
– Ну и ладно. Плевать мне на все. Пиши: смерть наступила в результате железнодорожных травм, других телесных повреждений не имеется. Напечатал? Давай. Вот тебе моя подпись. А вот печать.
Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела было вынесено в тот же день. По факту, как положено, в течение трех суток было принято решение. Прокурор его утвердил. Галкина кремировали. На похороны его пришел кое-кто из окрестной шпаны, но нельзя было сказать, что присутствующие были раздавлены обрушившимся на них горем. Для порядка пара девчонок пустили слезу. Вскоре о Глюке забыли. Он пришел в мир, чтобы прожить тупую, бессмысленную жизнь. Господу не было угодно, чтобы она длилась долго.
* * *
– Сявый, ты?
– Глен! Здрасьти-мордасти.
Гусявин со стуком поставил кувшин с пивом на стол, за которым сидел Глинский. В пивбаре «Садко», прозванном в народе «На дне», было так накурено, что в дыму, как в лондонском тумане, угадывались лишь контуры предметов. Однако друг друга давнишние знакомые срисовали безошибочно.
– Не возражаешь, Глен, если я с тобой покалякаю за жизнь нашу скорбную?
– Прилуняйся.
– Пейте пиво пенное – будет морда охрененная, – продекламировал Сявый и отхлебнул из кувшина. – Давно не виделись. Где был, что видел?
– Вышел в прошлом году.
– А я в этом. Покорение Ермаком Сибири. Ты где куковал?
– В Коми.
– Считай, что дома. А я в Иркутской области. Мебельный комбинат. Натруживал мозоли на моих артистических руках.
– Ну и как тебе возвращение?
– Тут на воле натуральный психодром. Все кувырком.
– В этом вся прелесть. Ты еще не расчухал.
– Расчухаю. Весь мир будет лежать у моих ног.
– Ты всерьез в это веришь?
– Когда вышел из зоны, вдохнул воздух свободы – верил. Первые десять минут.
– Чем хочешь заняться?
– Поглядим – увидим. Не в воркеры же на резиновый комбинат идти. Арбайтен унд копайтен – нет, браток, это не моя стезя. Присмотрюсь, приценюсь, а потом мир вздрогнет от моей тяжелой поступи.
– Где устроился?
– Не к бабке же своей идти на десять коммунальных метров. Прописался там, а так пристроился к одной мамзели. Мечта поэта – нежна, тонка, возвышенна и обожает твоего покорного слугу… Видишь, куртка новая. Вместе выбирали. А она платила. Я не мог обидеть и отказать ей в возможности сделать мне подарок.