Читать «Записки археографа» онлайн - страница 4

Рудольф Германович Пихоя

И последнее. Я не пишу о так называемой «студенческой жизни», которая выходила за пределы академических занятий. Кажется, она тогда не слишком меня интересовала.

Как Я поступил на истфак. По ошибке. Если бы не хрущёвские реформы в области образования, достаточно нелепые, – вряд ли когда-нибудь поступил. Поясню. Реформа средней школы, требовавшая, чтобы тогдашние ученики 9-11 классов стажировались на производстве, вынудила меня уйти из школы – с моей близорукостью я не проходил медкомиссию для работы в цехе контрольно-измерительных приборов и автоматики Северского металлургического завода.

Я перешёл в школу рабочей молодёжи, где предстояло учиться всего два, а не три года, и пошёл работать учеником арматурщика на строительство трубосварочных цехов Северского завода, основанного В. Н. Татищевым ещё в 1739 г. в сорока верстах от Екатеринбурга. Работа была по-настоящему мужская, тяжёлая, с железом, которое надо было резать, гнуть; вязать арматурные сетки и колонны, ежедневно переносить сотни килограммов арматурных заготовок. Но работу эту я вспоминаю с благодарностью. Во всяком случае, я точно понял, что смогу прокормить себя сам.

Новая школа было неплохой – отлично преподавали математику, химию, русский язык, литературу. Была прекрасная учительница литературы и русского языка – И. А. Огоновская, любившая и знавшая литературу Серебряного века. Плохо было с иностранным, особенно после старой школы, где мы учились у замечательной учительницы, немки по происхождению, Эльзы Александровны Огородниковой.

К моему счастью (и несчастью университета, полагаю), в 1964 г. на истфаке на вступительных экзаменах не было иностранного. Эта глупость была отменена уже на следующий год. Но абитуриентам 1964 года сдавать иностранный язык было не нужно.

Предстояло сдать три экзамена: устный – по истории, письменный – сочинение, устный – по литературе и русскому.

Государственная политика в образовании отдавала предпочтение при отборе будущих студентов отслужившим солдатам и людям, имевшим производственный стаж два-три года. Для выпускников школ, не имевших достаточного стажа, существовал отдельный конкурс – 25 человек на место. Я попадал в эту группу.

Последние дни перед экзаменами надо было жить в Свердловске. В главном корпусе университета на улице Куйбышева, 48 получил направление на житьё. Жить полагалось в здании гуманитарных факультетов, на улице 8 Марта, 62. Прежде там находилось епархиальное духовное училище, в стенах которого учились А. С. Попов – тот самый изобретатель радио, писатель Д. Н. Мамин-Сибиряк, Π. П. Бажов, последний обер-прокурор Синода, историк церкви и богослов А. В. Карташов. Но я об этом не знал. Зато узнал, где предстояло жить. Это был спортивный зал на первом этаже, где по полу были рядами разложены матрасы с постельным бельём. Несколько десятков парней читали, курили, слонялись из угла в угол.

Первое, что меня встревожило, что они все знали больше, чем я. Они не боялись экзаменов, так, по крайней мере, мне казалось. Они были старше, среди них было много ребят, отслуживших в армии, а по условиям приёма это обеспечивало им поступление вне конкурса; наконец, там были члены КПСС, и просвещённые абитуриенты точно знали, что кандидатов и членов партии гарантированно примут на идеологический факультет. (Тут, в спортзале, превращённом в общежитие, я впервые узнал, что исторический факультет – идеологический!)