Читать «Роман со странностями» онлайн - страница 13
Семен Борисович Ласкин
— Вера Михайловна, — сказал я, уже не поражаясь тому, что принимаю происходящее за реальность. — Вера Михайловна, как вы объясняете все, что случилось с вами?..
И снова пожалел, что задаю дурацкий вопрос. Впрочем, а каким еще может быть вопрос к атому или плазме? Да и вообще — кто мог бы ответить, с каким веществом пошел разговор?Я видел напряженно-сосредоточенные лица Натальи и Ольги, затем блюдце поплыло по кругу.
— Вы же понимаете... — устало ответили мне. — Шло страшное время, когда лучше было не знать никого.
Ах, как я злился на себя за то, что совсем не готовился к беседе. Я торопливо придумывал вопрос, который мог бы показаться не пустяком. И все же спросил не то, что следовало, не о ней, не о близких, а совсем земное:
— Вера Михайловна, как вы думаете, то, что теперь происходит в искусстве, можно считать хаосом?
В короткое мгновение я перестал поражаться тому, что разговариваю не с живым человеком, а с погибшей более полувека назад Ермолаевой.
— Знаете, то, что сегодня происходит в искусстве, совершенно необходимо, — сказала она, — потому что поиск обязательно дает какой-то ход или показывает тупик.
Я видел, как сосредоточилась Наталья Федоровна, как напряглось ее внимание.
— Это милые ребята, которые не боятся идти туда, откуда никто не приходил. Никто. Они уходят в небытие, чтобы показать, какие пути невозможны или закончены...
Пальцы Натальи Федоровны застыли над блюдцем:
— Сейчас не хаос, а поиск, вот главное из того, что я вижу на земле. Я говорю о бескорыстном искусстве. Другое тоже ищет, но там Бог ни при чем.
Возникла пауза.
— Сил нет, — пожаловалась Ермолаева. — Нам придется расстаться...
Я нервно сказал:
— Вера Михайловна, если можно, я еще приду к вам. Я хочу говорить...
— Хорошо, — согласилась она. — Прощайте.
...Я вышел на улицу совершенно растерянный и долго стоял на знакомом углу, так и не понимая, в какую сторону идти.
На город опустилась темнота. От звезд серебрилось петербургское небо. Я глядел и глядел вверх, словно бы пытаясь отгадать, где же находится встревоженная человеческая душа. Потом я пошел не к остановке, как следовало, а в другую сторону, пока, наконец, не понял, что ошибся. В том доме, где я только что был, свет горел почти во всех окнах.
В мой прагматический мир ворвалось необъяснимое. «Господи, — думал я, — продвинулось ли человечество к истине?! Неужели жрец в храме, как и пророки Нового Завета, были ближе к правде, чем мы, ниспровергатели и материалисты?» Я невольно повторял про себя слова священника Форда о том, что те двенадцать апостолов, и один из них, «в высшей степени одаренный вдохновением», могли больше нас, нынешних, как бы достигших небывалого развития.
Подошел троллейбус, я сел на пустое место и почти сразу же поднялся: рядом гоготали парни. До метро оставалось три остановки, лучше бы пройтись. Я поднял воротник, — уже было по-зимнему холодно, — и быстро пошел по проспекту.
Тогда, в ноябре 93-го, я бы ни за что не поверил, что уже в первые дни 1996 года, когда буду заканчивать книгу, в одной из центральных газет появится статья: «Потусторонний мир, возможно, реален — на такую мысль наводит открытие европейских ученых». И там же я прочту удивительные слова: «На рубеже XXI века и третьего тысячелетия совершено грандиозное открытие. 96-й год распахнул перед человечеством завесу материи. За ней нематериальный, вернее, антиматериальный мир».