Читать «Дикий пляж (сборник)» онлайн - страница 75

Сухбат Афлатуни

– Сардоржон, спишь?..

Это бабушкин голос. Я открываю глаза.

Бабушка сидит надо мной и гладит рукой одеяло.

– Ты меня извини, что при всех тебя поругала, ладно?

Я извиняю и подвигаюсь к ней поближе. Она смотрит на ковер, на дедушкин портрет.

– Бабушка, а вы больше никуда не полетите?

Бабушка вздыхает. Вздыхает она не так, как обычные бабушки. У нее еще хоботочки начинают под платком шевелиться, а ногти из розовых становятся ярко-голубыми. И светятся в темноте.

– Сама больше не хочу лететь, – говорит бабушка. – Этот раз… Не расскажешь ни кому?

Я клянусь жизнью.

– Тише… Этот раз под метеоритный дождь попала. Еле выбралась. А возраст уже не тот. Не то что в молодости.

Голубое мерцание вокруг бабушкиных ногтей гаснет. Значит, ей уже не так грустно. Можно задавать разные вопросы. И я задаю:

– Бабушка, а вы же говорили, что жители вашей планеты живут долго-долго…

– Да, долго. Только здесь, на Земле, как ни крути, люди все равно дольше живут. Время на Земле медленно идет. Особенно здесь, в махалле. От этого люди несколько жизней прожить успевают. Хотя и не замечают этого.

– Нет, я замечаю, – говорю. – Когда я маленький был, я совсем другой был. Маленький, глупый. А теперь я – вот такой. И в бассейн хожу, и отжимаюсь.

Бабушка улыбается:

– Ладно, Сардоржон, спи. Только ты Байконур все равно хорошо подметай. Договорились?

…Наступила осень. Листья на старой урючине стали желтыми и немного красными. Бабушка занималась огородом и смотрела телесериалы, хотя очень строго их критиковала каждый раз. Мы с Рустамом поссорились и три дня не разговаривали, но потом почему-то помирились.

А когда почти все листья на урючине стали красными, заболела Шаходат-опа. Бабушка целые дни просиживала возле ее кровати и гладила ее руку, которая вдруг стала сухой и совсем маленькой. Один раз, заходя за бабушкой, я услышал, как Шаходат-опа громко говорит: «И не думай даже!..», а бабушка: «И подумаю! Я до сих пор себе кончину Сардора-ака не могу простить!»

Всю ночь шел дождь. Сквозь сон я слышал, как бабушка молится на веранде.

Открыв глаза утром, я увидел над собой ее лицо.

– Это… Сходи, Байконур подмети, мусор оттуда убери…

Напрасно мы все ее отговаривали. Напрасно Шаходат-опа пришла, с палочкой, ругалась и палочкой стучала. Напрасно дядя Хусан из Оксфорда звонил, просил хотя бы подождать его приезда. Бесполезно.

Даже Шаходат-опа, выйдя от бабушки, села на скамейку и развела руками:

– Э-эх! Что с нее взять – инопланетянкой была, инопланетянкой и осталась!

…Металлический корпус тарелки медленно поднимается над двором.

Осеннее солнце зажигается в иллюминаторе. Прыгает детвора; что-то говорит, сделав ладони рупором, отец, отпросившийся с дежурства. «Правее! Правее… Принципиально правее!» – пытается кричать Шаходат-опа, но ее голос ослаб от болезни, и на лбу выступает пот. Круглая тень от тарелки поднимается по саманной стене Самыха-ака, по шиферу крыши и исчезает…