Читать «Русский израильтянин на службе монархов XIII века» онлайн - страница 3
Александр Койфман
Еще несколько минут, еще полежать. Надо вставать. Сейчас открою глаза и увижу, что я в палатке. Нет, рядом с палаткой. Просто устал и свалился спать рядом с палаткой. И снял перед этим шлем. Ведь все остальное на мне. Снова приподнимаю голову. Нет, палатки рядом нет. Вокруг только песок. И вспоминаю то, что минуту назад мой мозг отказывался вспоминать: я стою, высунувшись из моего бронетранспортера, смотрю вперед, смотрю в прибор ночного видения. Транспортер продвигается вперед, и вдруг удар. Еще ничего не осознаю, но лечу куда-то. И все. Дальше клубящееся пространство и мрак.
В голове еще шум, но уже могу открыть глаза и приподняться. Тьма понемногу расплылась, светает. Практически все вижу, но смотреть не на что. Поблизости нет ни моего бронированного медико-санитарного транспортера на базе «Ахзарита», ни его обломков. И нет следов гусениц. Ничего нет, один песок. Этого не может быть. Меня не могло отбросить так далеко. Если эвакуировали бронетранспортер, то почему меня не подобрали. И где все-таки следы гусениц? Ветра нет, их не могло засыпать так быстро. Собрался с силами и сел. Хорошо, в теле слабость, но руки и ноги меня слушаются. Я живой и, по-моему, даже не ранен. Ссадины на щеках и лбу не в счет, это ерунда. Встаю, и солнце просыпается, почти. Понятно, где запад, а где восток. Вокруг, кроме песка, ничего нет, значит, мне идти на восток, в Израиль. Там, где-то рядом, кибуцы и мошавы. Делаю несколько шагов, ноги слушаются, я был просто оглушен. Хочется пить, но фляги с водой нет. Ничего, пару километров пройду без воды. А если потребуется, то и больше.
Иду уже полчаса, солнце встало, безжалостное августовское солнце печет, хочется пить, но вокруг ни деревца. Где же эти тенистые кибуцы? Я же помню, мы много раз проезжали через них. Они через каждый километр. Идти все тяжелее, сейчас лягу и немного отдохну.
Прихожу в себя от сильных толчков в бок. Это даже не толчки, это удары. Открываю глаза, передо мной толстый бедуин. Бесцеремонно тычет палкой в мой бок. Что-то говорит. Говорит по-арабски, я не понимаю. Говорю ему, что не понимаю. Но он с удивлением прислушивается к моим словам и снова говорит что-то по-арабски. И говорит странно. Я не знаю арабского языка, но в больнице приходится слышать разговоры арабов и даже перекидываться с ними отдельными словами: в нашей больнице Западной Галилеи половина пациентов и многие из персонала арабы. Совсем другие интонации. Толстый бедуин злится, бьет меня своей палкой. Он что, с ума сошел? Сейчас встану и задам ему по первое число. С трудом поднимаюсь, голова кружится, но я сжимаю кулаки и надвигаюсь на него. Он отскакивает в сторону, из-за него выскакивает молодой бедуин и тычет мне в бок копье, настоящее копье. Больно, они что, с ума все посходили? Оглядываюсь – сзади меня тоже стоит молодчик с копьем. Хватаюсь за пистолет, благо он у меня сохранился, но сильный удар по голове сбивает меня с ног. Снова теряю сознание.