Читать «Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество» онлайн - страница 2

Как только Иван поднялся на ноги, он напрямую вопросил:

– Ты почему запрошлой ночью не убил меня? – и почесал свой лоб, украшенный большой багровой шишкой – отметиною Ванькиного кистеня.

– Всю охрану вырезали, с чего же мне такая милость? Ведь знал, что я очухаюсь да тревогу подниму. Вы же еле ноги унесли, а могли б совсем по-тихому уйти.

Пожав плечами, Иван признался откровенно:

– Сам не знаю. Наверно, потому, что мне полковник шибко не понравился, вот ему наперекор и поступил. Он тебя на смерть обрек, а я помиловал.

Губы вахмистра скривила горькая усмешка. – Выходит, не одному тебе я жизнью обязан? – Выходит, так.

После недолгого молчания поляк кивнул на выжженную взрывом траву.

– Твоих рук дело?

– И моих тоже, – с вызовом ответил Ванька, готовясь отразить нападение. Но лях не стал нападать, а лишь с сочувствием поинтересовался:

– Кто ж из тех двоих себя в жертву принес? Малец, что малороссом был обряжен, или братец твой? – видать, он принял внешне схожих Княжича и Ярославца за братьев.

– Брат, – еле слышно прошептал Иван. При воспоминании о Сашке он едва не разрыдался. Однако не таков был есаул, чтоб слезы лить перед врагами. Угрожающе взметнув клинок, Княжич с ненавистью крикнул: – Ты чего ко мне в душу лезешь, чего тебе от меня надобно?

– Ничего, – преспокойно заверил Гусицкий, берясь за повод своего коня.

– Это как же понимать? – изумился Княжич.

– Да очень просто, не могу я храбреца, дважды жизнью которому обязан, в руки палача отдать. Совесть воинская не дозволяет.

Пристально взглянув на есаула, лях с великим убеждением, словно речь зашла о чем-то шибко наболевшем и выстраданном, заговорил:

– Солдат солдата должен уважать, пусть даже вражеского. От них, – вахмистр махнул рукою в сторону шляхетского стана, – начальников, слова доброго не скоро дождешься. Думаешь, Адамович шутил, когда мне угрожал расстрелом? Нисколечко. Не пленили б вы его, так в то же утро бы прикончил. Им, Адамовичам, над Гусицкими глумиться – особенная радость, соседи же. Мало, что отца пустили по миру, с хлеба на воду старик перебивается, а тут еще возможность есть и сына позорной казни предать. Так что голову мою ты дважды спас. Первый раз, когда не проломил, а во второй, когда полковника похитил. Вот такие-то дела, казак.

Уже сидя в седле, Гусицкий стал прощаться с немного ошалевшим от его речей Иваном:

– Заболтался я с тобой, мне ж и впрямь скоро в караул заступать. К реке не суйся, но отсюда уезжай куда подальше, да пережди, покуда суматоха уляжется. Ближе к вечеру, когда темнеть начнет, тогда и переправишься.

Одарив напоследок есаула не слезливо-пьяным, а ставшим вдруг задорным взглядом, он спросил:

– Тебя как звать-то? – Иван.

– А я Ян, хорунжий Ян Гусицкий. Мне же после вашего налета, который королю наши князья набегом целого казачьего полка представали, все грехи простили и прежний чин вернули. Сам Стефан распорядился – воина в бою со схизматами израненного достойно наградить, – беззаботно, почти по-детски рассмеявшись, Ян прощально махнул рукой. – Бывай, казак. Руки не подаю – враги ж мы все-таки. Да смотри, не попадайся более, в другой раз не отпущу.