Читать «Поколение 40-х» онлайн - страница 21

– Маша, можно я потрогаю твои хвостики?

– А руки у тебя чистые, а то бабушка мне только вымыла волосы. Подходя к дому, мы уже окончательно помирились. Так мы пошли в 1-ый класс и десять лет сидели за одной партой, очень хорошо дружили, я провожала его в Армию. Из Толи получился замечательный человек. После Армии он поступил и закончил заочно институт, работал и учился, но судьбы наши разошлись. У каждого своя судьба. Зимой, когда все дороги заносило сугробами, нас в школу, как правило, сопровождала моя мать. Нас ходило четверо малышей. Мать шла на работу и вела нас. Она шла впереди и делала нам следы в снегу, а мы сзади лезли за ней, так надо было пройти с км. до большой дороги, где уже изредка ходили машины. Естественно никто снега тогда не убирал, а зимы в ту пору были очень снежные и холодные. А еще тяжелее было ходить до школы в распутицу осенью и весной, когда дожди и везде вода и грязь. Мы приходили из школы все всегда мокрые и грязные и конечно болели.

Врачей, разумеется, тоже не было, кроме санчасти на полигоне, где нас не принимали. Мы, оставшиеся несколько семей в бывшем городке, оказались ничьи, никому до нас не было дела. Выживайте, как хотите. Конечно, вход на полигон нам был разрешен детям, а взрослым только по пропускам. Полигон уже начал строится, вся территория его была огорожена забором. И там, где еще перед войной стоял густой лес, стал вырисовываться военный городок.

Я уже хожу во второй класс. Иногда, особенно осенью, я со школы шла к матери на работу в садик и ждала ее, чтобы вместе идти домой. И пока я ее ждала, делала свои уроки, сидя на летней веранде, ведь когда вернемся, будет уже темно, а делать уроки при «каптилки» плохо, да и керосин бабушка экономит, достать его сложно, да и денег нет. Мать работает только за хлебную карточку, которую получает на себя и меня и нам один раз в месяц давали буханку хлеба.

Один раз мать получив буханку хлеба, возвращалась вместе со мной с работы домой. Несли в дом жизнь и радость. Была поздняя осень, дожди, грязь. Идти уже оставалось с км, надо было перейти бывшее картофельное поле. Тропинка скользкая, моросит дождь, темень кругом. Мать идет по памяти, таща меня за руку. И все время за нами кто-то крадется, мы слышим его шлепающие по грязи шаги. Мать не выдержала, схватила какой-то кол и ужасным голосом закричала в темноту:

– Что тебе от нас с ребенком надо? Только подойди, только тронь! Руками, зубами буду драться. У меня дома дети с голода пухнут!

Я замерла в ужасе, двинуться не могу, а мать, чуть ли не волоком, потащила вперед по скользкой тропинке. Замерли сзади шаги, не стало больше их слышно. Отстал, может, стало стыдно, хотя в то время убивали и за кусок хлеба. Мы донесли свою буханку домой. Праздник. Бабушка заворачивала его в чистую тряпицу и отрезала нам понемногу каждый день. Чтобы сама ела, не видела, вряд ли она его ела.

И вот дожили – конец войны. Победа! Вокруг ликующий народ, а у нас страшное горе. Пришла похоронка на отца.

Итак, как говорит моя бабушка, я сиротка несчастная, безотцовщина. Нас порой тогда так называли.