Читать «На Пришибских высотах алая роса» онлайн - страница 145

– Из немецкой тюрьмы вышла, а в русскую попала?

– Думаю, что так.

За портфель Первых похвалили, а за «языка» поругали и еще ругали за то, что провел операцию не по намеченному плану.

– Почему самовольничал? Если бы не взял портфель, был бы тебе трибунал, – допекал его командир полковой разведки.

– Да, мы и так все под трибуналом ходим. Шаг – влево, шаг – вправо, и трибунал! Я уже объяснял: по намеченному плану, мы бы портфель не взяли. Исходил из создавшейся обстановки.

– Двоих бойцов потерял!

– Если бы на дороге брали, все бы там остались.

Потом его особисты допрашивали:

– Почему не дал немца застрелить?

Не ожидал он, что Витя Попов продаст его, вроде такой покладистый парень был. Теперь он понял, что вся покладистость его была наигранной. Первых отстранили от боевых действий. Вскрывалась целая шпионская организация: Гелен, Первых, Табаченко и Чижевская. Но в этом надо было еще хорошо разобраться. Всех троих допрашивали до тех пор, пока не решили вопрос с Геленом. Он оказался нужным человеком. Много знал, имел хорошие связи в рейхе и согласился работать на советскую разведку при условии сохранения жизни Люси. Он со временем предоставил протоколы ее допросов, из которых было видно, что она никого не предавала. В этом ему помог Курт. Расстрел ей заменили лагерем. Свидетельствовал о работе медсестры Екатерины Кавериной, работе которой не препятствовал. Рассказал случай с паспортом.

* * *

В лагерь, где отбывала свое наказание Люся, давно уже просочилась весть о нашумевшем на фронтах приказе № 227. Он коснулся и их – зэков. Как одной из важнейших карательных мер этого приказа, было создание штрафных формирований. Военным советам фронтов, их командующим предписывалось «сформировать в пределах фронта от одного до трех штрафных батальонов (по 800 человек), куда направлять провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на более трудные участки фронта, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления против Родины». Но этот приказ коснулся не только тех, кто оступился на фронте, но и тех, кто отбывал наказания в лагерях или исправительно-трудовых колониях. И, следуя логике, решили, что держать их за решеткой или колючей проволокой, ограждать их от обрушившейся на Советский Союз беды, было бы неразумно. Руководство страны давало им, оступившимся или смалодушничавшим, совершившим промах, шанс – возможность искупить свою вину, снять с себя черное пятно обвинения ценой собственной крови.

Законы военного времени предусматривали за большинство воинских преступлений расстрел или, в лучшем случае, длительное заключение в тюрьме. У Люси была единственная возможность снять с себя эту нелепую судимость – пойти на фронт. И она решила проситься на фронт, понимая, какой опасности себя подвергает.

Она вспомнила рассказ Вильгельма о немецких штрафных отрядах, о своем возмущении и о том, что даже в мыслях не допускала, что и в Красной Армии могут быть такие формирования. Как быстро и неожиданным образом все меняется на войне. Сейчас она не то, что соглашается с их существованием, а идет в это формирование, как единственную возможность спасения от позора. Из рассказов любимого она знала, что эти боевые единицы направлялись в самые опасные и непредсказуемые обстоятельства. Их бросали в схватку с противником туда, куда, следуя здравому рассудку и боевому уставу пехоты, бросать было не положено. Возможность погибнуть у штрафника была большей, чем у обычного бойца, но все-таки не стопроцентной. У Люси была возможность выбора, и она выбрала – фронт. Ей до сих пор не пришлось воевать, но она видела и понимала, что без жестокого боя не отдавалась ни одна высота, ни одна деревня. И поэтому, хотя и предполагалось, что особые формирования будут направляться на самые сложные участки фронта, Люсю это не пугало, потому что легких участков на войне не было.