Читать «Идущий от солнца» онлайн - страница 9

Филимон Иванович Сергеев

– Как же я тебя оставлю, дочка?.. Уже темнеет. Сей год наемники к нам понаехали! Озоруют, черти!

– Прошу тебя, мамочка, иди домой. – Вера остановилась, строго посмотрела на мать.

– Не пойду: тебе плохо.

Мать Веры, Марья Трофимовна Лешукова, была упрямой и хваткой женщиной. Как лесина вековая скрипела, а на своем стоит, от своего не отступится. Отсюда и прозвище ее – Марья Лиственница.

Известно, что лиственница крепче многих других деревьев, и Марья не хлипкая была, высокая, статная, гибкая, и порода ее от недр поморских шла, от пайщиков зверобойных, онежских заготовителей.

Не уступала она таежным мужикам ни в силе, ни в сноровке: и с хлыстом оледеневшим справится, и кругляк ловко зачикирует и песню народную так подхватит, аж сердце замирает. И на этот раз похмурилась Марья Лиственница, поскрипела-поскрипела и не отстала от дочери.

– Ну ладно, – со вздохом сказала Вера. – Я ведь не салага. Садись на пень, а я курну. – Она опустилась на кочку и, достав из тесных брюк пачку сигарет, по-мужски задымила. Марья молча присела рядом на сухой валежник и пристально оглядела свое чадо. Лицо Веры сильно изменилось. Под голубыми глазами появились заметные синяки. Румяная кожа на щеках стала сероватой, не в меру пухлые губы, видимо от силикона, казались кукольными, тряпочными. Но длинная тугая коса пшеничного цвета по-прежнему веселила и радовала.

– Упустила я тебя, – опять со вздохом сказала Марья. – Тебе всего двадцать, а куришь как старуха. – Она с какой-то обалдевшей грустью все вглядывалась и вглядывалась в лицо дочери, и слезы текли и текли из воспаленных глаз. – Упустила… Упустила… – сквозь слезы почти стонала она. – Хоть в дом теперь не пускай.

– Давно Юры нет? – растерянно спросила Вера, стараясь не слушать и не смотреть на мать.

– Поболе трех недель, – со вздохом ответила Марья. – Как из армии пришел, так сразу и под колеса.

– А брат его жив?

– А чо ему… Трезвый тише воды, а нальет шары – как леший на девок скачет..

– Не женился?

– Кому така оглобля надобна. Сей год два раза с моста падал, да в колодез Бурачихинский – три. Манефа хотела поминки справлять, а он ожил, гадюка!

Вера опустила голову, поскребла каблучком сырую землю.

– Ступай домой, мать. Ужин готовь. Гости должны прийти, а я на кладбище схожу к Юре.

– Ты что надумала? Ночью на кладбище. Упаси Господь.

– А что там?

– Беда! Не то люди, не то звери в могилах роются, ищут чего-то. Не ходи, девка.

– Вы что, без милиции живете?

– С милицией… Токо участковый то один, а поселков много. Особо могилы купеческих корней шевелят, богатеньких, – Марья Лиственница погладила шероховатой ладонью по весеннему мху, сорвала несколько прошлогодних клюквин. – Всю жизнь прожила здесь, а такой страсти не слыхивала. Могилка Юры рядом с часовней. Вокруг ее ограда высоченная, брательники ставили. Штакетник Оглобля дал.

Вера потушила сигарету, молча поднялась с кочки.

– Оставь меня, мама! Кошки на душе скребут, одной побыть охота. Оставь.