Читать «Идущий от солнца» онлайн - страница 31
Филимон Иванович Сергеев
– Дитятко мое беспризорное, горе мое. – Она почему-то сняла с плеч пуховую шаль и, повесив ее на спинку кровати, стала раздеваться.
Слезы стекали с ее обветренного лица, и глаза горели, как светящиеся во тьме звезды.
– Мамочка, ты хочешь лечь рядом?
– Успокойся, дочка… – Марья Лиственница сняла желтую кофточку, так же повесила ее на спинку кровати и разделась совсем. – Чадо мое распутное. Неужели ты вся в мать? Иди ко мне. Я хочу обнять тебя изо всех сил. – Она опустилась на кровать дочери как подстреленная птица и, раскинув уставшие за день руки, словно журавлиные крылья, крепко прижалась к своему драгоценному чаду. – Верушка, моя единственная доченька. Ты слышишь, как бьется мое сердце?
– Слышу, мамочка, слышу..
– Ты уже взрослая, дитя мое, но ветер в голове, словно злой шатун, не дает тебе покоя. Я догадываюсь, чем ты занимаешься в Москве. Но в этом и моя вина. Мне горько об этом говорить, но что поделаешь. У каждого своя судьба. Может, тебя не следовало отпускать в Москву, но ты бы все равно уехала. Ты кукушкой стала, Верочка. Ты отравленная деньгами кукушка.
– Мамочка, я тебя не совсем понимаю…
Марья Лиственница еще крепче прижала дочь, словно сосновую лучинку, от которой зависит, разгорится огонь в спасительном костре или погаснет, а потом сказала шепотом:
– По зоологии, дочка, ты получала только «тройки». Может, после Москвы у тебя и зоология совсем другая стала. Может быть, такие, как ты, и учебники заново переписывают. Ты совесть потеряла, стыд, честь.
– Мамочка, ты о чем?!
– В чудеса и в призрачные кошмары я не верю, дочка. Но я, как мать твоя родная, как опытная родительница, сердцем чую, что после Москвы, а может, после кладбища, с тобой произошло что-то. Глаза и щеки, может, от водки горят, а вот руки, ноги, губы. вздулись отчего? И рассуждения твои сильно изменились. Что с тобой?
– Не знаю, мама.
– Неужто ты и в самом деле отдалась ему?
– Кому ему?
– Покойнику.
– Может, я схожу с ума. Мне жутко, мама! Горько внутри, больно, страшно… – Вера неожиданно сбросила ватное одеяло и, подойдя к окну, распахнула его.
– Ва-а-а-а-ня! Я хочу видеть тебя, – исступленно закричала она.
И в ее голосе Марья Лиственница услышала такую боль, такую жуткую тоску по настоящей бескорыстной любви, что ей самой стало плохо, и она, уткнувшись в подушку, едва сдерживала себя изо всех сил, чтобы не разреветься еще раз.
– Ва-а-а-а-ня! Если ты живой, откликнись! Я хочу видеть тебя! – не успокаивалась Вера, продолжая кричать еще надрывней и жалобней. Но тихо было вокруг, сумрачно, и только ветвистая калина шумела под окном северными белоснежными цветами.
– Ты прости меня, мама. Ради бога, прости! – Вера опять легла на кровать и прижалась к матери. – Ваней его звали, Ваней. Так называл его приятель. А отчество его Петрович.
– Значит их было двое?!
– Да, мамочка, да! Утешь меня, хоть как-нибудь утешь!.. Мне жутко жить в этом мире, где нет ничего постоянного, надежного, искреннего, человеческого.
– Бедная моя девочка! Несчастная моя кровинка!