Читать «Моя война» онлайн - страница 23

Энкаведэшник останавливается почти у каждой хаты и что-то выспрашивает. Наконец к вечеру, по выходе из деревни, он говорит: «Ребятки, я останусь здесь в примаках, идти мне некуда». Почему? Ведь мы же все идём к партизанам. «Нет, мне место здесь». Так мы остались вдвоём.

С Тимофеем Кучеровым, которого я стал звать батькой, идём на восток, гуськом. В деревнях нас поят, кормят и оставляют ночевать. В одной деревне мы встретили советского майора в полной военной форме со знаками различия. Но он был на коляске (без ног). Ездил из деревни в деревню, немцы его не трогали.

Скоро Днепр. Как-то мы через него переправимся? Погода хорошая (мы бежали одиннадцатого августа). В поле поспевала кукуруза, и мы ели молочно-сладкие початки.

В одной деревне нас встретила молодая женщина. Была она не помню уже из какого города, но жила в сельской местности. В разговоре с нами ругала немцев и жаловалась на свою судьбу. Вдруг вошёл старик и спросил: «Зачем ты пустила их в хату? Тебя же расстреляют». «Ну и пусть», – с какой-то обречённостью ответила женщина. Далеко не все украинцы ругали москалей, советскую власть, Сталина. Там, где мы проходили, люди ругали немцев. Нас встречали хорошо. Только в лагерях проявлялся национализм; в основном среди офицеров. Почему? Плен, наверное, их напугал и деморализовал.

Так мы дошли до Днепра. Правый его берег высокий, а левый, на который нам нужно перебраться, – низкий, песчаный, поросший кустарником. На крутом берегу стоит большое село.

Батька не умел плавать, значит, надо мастерить плот из веток и камыша. Подходим к берегу. Откос покрыт большими валунами. До воды метров сто. На берегу стоит лодка и рядом полицай. Прячемся за камнями. Закуриваем и думаем, что ночью надо будет обязательно переправиться. Вдруг детский голос спрашивает: «Дяденьки, вы хотите переправиться?» – «Нет, кто тебе сказал». – «Да вы не бойтесь, полицай вас не заарестует. Он приказал вам идти в лодку». Делать нечего, идём. Два пассажира и полицай встречают нас молчаливым, но дружелюбным, полным любопытства взглядом. «Садитесь». Ни слова больше. Молчим и мы. На середине реки полицай спрашивает: «А платить-то есть чем?» – «Нет, денег у нас нет». – «Вот ремни у вас хороши», – говорит он. Я снимаю и протягиваю ему ремень, но он отказывается. «Самому пригодится. Небось из плена бежишь к партизанам». – «Нет, что вы, иду домой». – «Ну, это дело ваше».

Просим высадить нас на маленьком песчаном островке, что метрах в десяти – пятнадцати от берега. Прощаемся, благодарим и стаскиваем с себя бельё, бьём вшей, устраиваем постирушки. Потом нежимся на солнце.

Вечереет. Переплываем на берег. Батька плыл, положив руки мне на плечи. На берегу рыбачий поселок. Рыбаки чинят сети. Останавливают нас, спрашивают, кто мы, предлагают остаться с ними. «До конца войны переживёте. Харч у нас хороший, рыба есть, а хлеб будет». Батька не против, раздумывает. Но я говорю твёрдо – нет. Мы же идём в Брянские леса, к партизанам. Какие могут быть сомнения? Батька сдаётся, и мы идём к следующему селу.