Читать «Избранное. Том 2. Повести. Рассказы. Очерки» онлайн - страница 12

Юнэу пела девочке какие-то свои, сочиненные ею самой колыбельные песни о далеких, уходящих от земли волнах, о ветре, надувающем паруса, о небе, отражающемся в глазах людей…

Посмотрю тебе в глаза — Вижу потемневшее перед ненастьем небо. Боюсь тогда, Что жизнь твоя в бурях и ветрах пройдет, Вестником беды белый парус мелькнет. Самый красивый корабль Тот, который мимо проходит.

Юнэу пела над Тынэной, а маленькая девочка таращила свои ясные глазенки и улыбалась.

Порой у Атыка возникало такое ощущение, будто он пришел к чужому человеку, к человеку чужого племени, и тот его никак не может понять, хотя и внимательно вслушивается в его слова.

Большая обида росла в груди Атыка, и он уносил ее в тундру на высокие скалы, чтобы она ненароком не выплеснулась в яранге, где жили его жена и дочь… Что делать? Он сам выбрал себе такую судьбу, и никто не уговаривал его жениться на Юнэу.

Со временем Атык стал обнаруживать у себя какое-то неприязненное чувство к морю. Это чувство усиливалось у него, когда Юнэу уходила на берег и оставалась наедине с волнами.

После долгих размышлений Атык решил, что самое лучшее — отвезти жену подальше от моря, откочевать в тундру к оленным людям.

В Тунитльэнской тундре пас оленей его дядя Армоль. К нему и решил переселиться Атык с женой и дочерью. Долго он не решался сказать об этом Юнэу, все выбирал удобный случай.

И случай скоро представился. Зима в том году была на редкость морозная. В море закрыло все разводья и полыньи. Охотники уходили далеко в море, к проливу, приближались к берегам американской земли, но нигде не было ни лужицы чистой воды. Все было сковано толстым слоем льда. Пролив Ирвытгыр с его могучим течением стоял, как тундровая речушка, прихваченная морозом.

Все живое ушло с моря. Тюлени перекочевали к югу, где Тихий океан ломал лед. За ними ушли белые медведи. Исчезли черные вороны, белые песцы, серые росомахи. Только человек бродил по бескрайним белым полям и искал себе пищу.

Люди выгребли дочиста мясные ямы, порезали покрышки байдар, ремни и принялись уже за одежду и обувь.

Первыми умирали старики. Их свозили совсем недалеко от селения, и они лежали на белом снегу. Не было зверья и воронья, чтобы облегчить им вознесение в другой мир сквозь облака.

Сначала люди худели. Затем, как бы насмехаясь над голодом, начинали пухнуть. Собаки пожирали друг друга и держались вдали от селения, боясь быть съеденными людьми.

Пришла беда и в ярангу старого Гальмо. Старик умер на рассвете. Поманил дочь, что-то хотел сказать, но в это мгновение от него отлетело дыхание, и он скончался с разинутым ртом и широко раскрытыми глазами.

Атык впрягся в нарту и медленно побрел вверх по пологому склону холма. Погода стояла тихая, пурги не было, и к могильному холму пролегла заметная тропа. Позади плелась Юнэу. Она едва переставляла ноги.

Солнце уже поднималось над горизонтом, снег блестел и резал глаза, привыкшие к полутьме неосвещенных и стылых пологов. Слезы катились по щекам и смерзались в маленькие мутные льдинки, стягивая кожу. Юнэу медленно поднимала руку и смахивала со щек замерзшие слезы. Подъем длился долго, с частыми остановками для отдыха.